Сообщение: 152
Зарегистрирован: 27.11.07
Откуда: Россия
Репутация:
-3
Отправлено: 01.12.07 11:13. Заголовок: Книга Татьяны Тарасовой Красавица и чудовище
АЛЕКСЕЙ ЯГУДИН
В начале мая 1998 года, спустя пару месяцев после Нагано, я в Ганновере, в кругу семьи, приходила в себя после раз- рыва с Илюшей. Разговаривала, жила неторопливо, стала надиктовывать первые главы этой книги. Я находилась в непростом положении, было над чем подумать. Я все чаще приходила к мысли, что не собираюсь продолжать в столь интенсивной степени свою трудовую деятельность. Дума- ла, отдохну, огляжусь, может быть, детей тренировать нач- ну или еще что-нибудь придумаю. И хотя не очень-то я и задаюсь, но не было у меня сомнений в своей востребован- ное™. Пусть тренеров хватает, зато не много тех, к кому спортсмен может обратиться с таким специфическим воп- росом, что надо сделать, чтобы стать олимпийским чемпи- оном? Ни больше ни меньше. Таких специалистов— раз, два и обчелся. Мы — штучный товар. Я знала, что рано или поздно, но кто-то обязательно объявится. Безработной я никогда не была, да и в тот мо- мент у меня уже тренировалась итальянская танцевальная пара. Но тем не менее я собиралась славно отдохнуть ле- том. У меня намечались чудесные планы — привести себя морально и физически в порядок. Перво-наперво — во что бы то ни стало похудеть. А это становится реальным только в том случае, если есть время на себя. Но в один прекрас- ный день, когда я рассказывала диктофону то ли про чуда- чества Паши, то ли про мою работу с Торвилл и Дином, плавное течение воспоминаний прервал телефонный зво- нок. Звонил мне Леша Ягудин. Звонил из тура: «Татьяна Анатольевна, возьмите меня к себе!» Я спросила, почему он собирается таким безобразным образом уйти от Алексея Николаевича Мишина,только что выиграв чемпионат мира? Леша ответил: «Я не собирался уходить от Алексея Николаевича, я его очень люблю и считаю его своим един- ственным учителем, даже больше— отцом. Но сейчас наши взаимоотношения, можно сказать, разорваны. Алек- сей Николаевич любит Плющенко и Урманова, а меня по- чти не замечает. Помогите мне, у вас же сейчас никого нет. Я вас не огорчу, буду много тренироваться, буду старать- ся...» Имея уже собственный печальный опыт, я поинтере- совалась, рассчитался ли он с тренером и поговорил ли с ним. Он сказал, что финансовых проблем у них нет и Алек- сея Николаевича он уже предупредил об уходе. Я его спро- сила, как же он мог его предупреждать до разговора со мной. Тут Леша меня сразил: «Это было бы нечестно, — сказал он, — если бы я сначала с кем-то договорился, а по- том объявил о своем уходе». До этого дня я не слышала, чтобы кто-то из спортсменов задумывался о том, честно ли это или не честно. Всегда начинают с того, что тайком до- говариваются с новым тренером. Осуждать ребят не хочу, для каждого из них смена тренера — безумно трудный и очень ответственный поступок. Я подвела черту под нашим разговором: «Леша, я не могу тебе ничего обещать, пере- звони через неделю». Он меня разочарованно переспраши- вает: «Через неделю?», я твердо: «Да, через неделю, не раньше». На неделю он остался уже без Алексея Николае- вича, но еще и без меня. Наверное, его тоже посетили тя- желые минуты раздумья, он же сидел на фоне природы чу- жой страны, совершенно один. Я понимала, что такое уйти от Мишина. Алексей Николаевич потрясающе работает со своими учениками, и лично я могу только высказать вся- ческое уважение к его работе. Хотя у меня с ним и был ин- цидент, я рассказывала об этом, как от меня и Кулика утаи- ли, что Урманов снимается с соревнований. Даже если та- кое решение расценивать как хитрую тактику, все равно это стыдно, поскольку подобный маневр происходил в своей собственной команде, защищающей честь страны на миро- вой арене. Не могу сказать, чтобы после того случая я ис- пытывала перед Мишиным какие-то, даже самые мизерные, моральные обязательства.Вот учеников Москвиной, если бы она меня сама об этом не попросила, никогда бы не взяла. Никогда. В каком бы контексте это ни происходило. Через неделю, когда Ягудин позвонил вновь, я сказала «да». Он сразу: «Когда приехать?» Все мои планы мораль- ного и физического самосовершенства тут же оказались за- быты. Мы договорились — первое свидание в Москве. Вскоре он появился у меня дома, уже отдохнувший, тол- стенький, хорошенький. У меня к тому времени уже были на него готовы некоторые расчеты. Я отправлялась в Ита- лию, там, в среднегорье, должна была работать со своим итальянским дуэтом Барбарой Фузар-Поли и Маурицио Маргальо*, и уже договорилась с местной федерацией, что привезу с собой Ягудина. Они обещали обеспечить меня дополнительно льдом, чтобы я с ним спокойно трудилась. Итальянцам пришлось переделать свои планы, потому что лед не стоит и не ждет, когда мы приедем на нем покатать- ся. Тем не менее они не подвели, создали для меня хорошие условия. В Москве Алексея уже ждал хореограф Володя Ульянов, с которым мы слушали музыку, пока Леша отды- хал. Кое-что я приготовила заранее: Альфреда Шнитке— «Ревизские сказки», вариант «Вестсайдской истории» Бер- нстайна. Но первое, что он спросил, вернувшись из тура, когда впервые пришел ко мне домой на Сокол: «Сколько я могу поспать?», он же приехал издалека, из Америки. Я сказала, ты можешь спать до завтрашних двенадцати часов дня.
Сообщение: 153
Зарегистрирован: 27.11.07
Откуда: Россия
Репутация:
-3
Отправлено: 01.12.07 11:19. Заголовок: Время только перевал..
Время только перевалило за десять вечера, он лег и через четырнадцать часов, ровно в двенадцать на следующий день, как было объявлено, встал. Я поняла — он богатырь, его таким родила мама. Получил задание спать— спит. А заснуть на четырнадцать часов, невзирая на акклиматиза- цию, не каждому удается, люди встают посреди ночи, по- том угомониться не в состоянии. Мы поговорили втроем с хореографом, определили, что будем делать. После чего В 2000 году Барбара и Маурицио стали серебряными призерами чемпионата мира, в 2001-м выиграли первенство Европы и мира. Леша уехал на две недели с мамой в Испанию. Ему уже ис- полнилось восемнадцать лет, и он уже был чемпионом мира. В тяжелой борьбе выиграл это звание, сразу же после Олимпиады. Соперники наделали массу ошибок, он тоже их не миновал, но сумел остаться первым. Второй раз мы увиделись уже в аэропорту, в Италии, где назначили наш первый сбор. Эти три недели прошли пло- дотворно, хотя я начала с общефизической подготовки. По- том я пробовала ставить ему короткую программу, он поти- хонечку по ней двигался. Мне показалось, что Леша инте- ресный парень, а все мои друзья звонили и говорили, кого же я взяла, я с ума сошла, он же кривой, косой, маленький, одним словом, — никакой. А «никакой» стал раскрываться и в актерском плане. Но сперва он тяжело работал в Ита- лии, бегал кроссы по горам до умопомрачения, очень хотел мне понравиться. В глубине души я боялась его перетрени- ровать, потому что навалилась на него со всей своей дурац- кой мощью. В Италии мы знакомились все ближе и ближе, я расспрашивала, о его семье. Оказалось, он живет с мамой и бабушкой. Для меня стало большой неожиданностью, что он закончил школу с серебряной медалью. Внешне Леша не производил впечатления человека, интересующегося ка- кими-то науками, более того, казалось, что он не в состоя- нии и вовсе закончить школу не то чтобы с какой-то меда- лью, а просто дойти до выпускных экзаменов и получить аттестат. Веселый разгильдяй, да и только. Но в то же вре- мя его наполняла какая-то большая сила, и это сразу чув- ствовалось. Он из тех, кто может терпеть. Дернул себе па- ховую мышцу, но терпел, я видела, как ему больно, а он держится, работает. Спустя, наверное, год, а то и два Леша признался, что в туре, когда он вел переговоры со мной, к нему подошел Ку- лик и спросил: «Ты что, правда к ней уходишь?» Лешка подтвердил. Кулик ему: «Да ты у нее умрешь». Проводил, что называется, товарища добрым напутствием. Леша оказался необыкновенно общительным парнем, за ним в Италии чуть ли не с первого дня ходило по десять — пятнадцать человек. Большой шутник и весельчак. Правда,по мере того как он уставал, веселье пропадало, все больше и больше он спал. Но когда гулял, вся группа фигуристов за ним — как привязанные, выяснилось, что он не только добрый, но и очень широкий молодой человек. Мальчик нормальный, не заносчивый, он пользовался необыкновен- ной популярностью, его буквально разрывали на части. На всех языках во время этого международного сбора только и слышно: «Леш, Леша, Алекс». Его имя так и неслось ото- всюду, как эхо, по горам. Мы же расположились у Монбла- на, в чудном месте. Я по эху знала, где он находится в лю- бую минуту. Мы начали с короткой программы, той, что принесла ему потом большой успех. «Цирк», в котором я придумала показать его как жонглера с шариками и с предметами. Мне очень хотелось изобрести для него что-то совсем нео- бычное, и как-то в Москве, когда я сидела дома одна, меня осенило — он будет кататься как бы с предметами. Я аж закричала от восторга! Купила ему всяких шариков и требовала, чтобы он без конца ими жонглировал. Как человек очень способный, он, конечно, быстро научился ловить их и подбрасывать. Жонглирование вообще вещь полезная, развивает коорди- нацию и пластику. А ему это дело еще и нравилось, он расплывался от удовольствия на тренировках, все у него получалось легко. Из Италии мы перебрались в Америку. В штате Нью-Джерси сняли кондоминиум, и он стал на катке рядом с домом тренироваться. Именно там, в Нью- Джерси, началась серьезная работа над произвольной программой — «Вестсайдская история». Первые ее эле- менты он попробовал еще в Италии. Подтянулся к нам и Володя Ульянов... Что я никогда не забуду, так это то, что у Леши все время ломались ботинки, примерно в три не- дели раз. Что означало: три раза за два месяца он перехо- дил на новые ботинки. За наш первый сезон он сменил пять пар. Наверное, это своеобразный мировой рекорд, но в то же время ужасная мука, я не представляла прежде, что такое возможно. Когда у него ботинок сломался нака- нуне первенства Европы, я думала, что он не сможет насоревнованиях кататься. А он выиграл этот чемпионат— и я им горжусь. В знаменитых ботинках «Граф» у него пять раз выскаки- вала пятка. Один и тот же дефект. Без перерыва он с натер- тыми в кровь ногами от только что разношенных ботинок, одевал новую пару. И снова ноги — в кровь. Ботинки же нужно раскатывать, неделю терпеть. К тому же мы жили в Америке, а «Граф» — швейцарские ботинки, они доходили до Штатов по три недели. И однажды из-за этого получи- лась вынужденная пауза, три недели он не катался, а зани- мался атлетизмом. В Америке он начал серию показательных выступле- ний, потом профессиональных соревнований. Так склады- валось, что Леша один за другим все турниры выигрывал. В нашем первом совместном сезоне он принял участие в тринадцати турнирах и на одиннадцати из них победил! Одиннадцать! Немыслимая цифра для восемнадцатилет- него парня. Ягудин проиграл только чемпионат России и турнир в Японии. Каждый день я в нем открывала что-то новое. А работать мне с ним было, как никогда, легко, Леша выдерживал любые нагрузки, мог прокатывать на одной тренировке целиком программу по нескольку раз, что до него у меня никто и никогда не делал. Жили мы с ним в одном доме, а это дополнительная сложность — все время вместе. Вместе в машину, вместе из машины, вмес- те разминаться, вместе кататься, вместе садились обедать, я ему готовила. Правда, у него была своя комната, он там от меня передыхал. Передыхал, казалось, нормально, но вдруг взмолился нечеловеческим голосом: давайте купим собаку! Собаку купили. И жили уже втроем, с собакой. К тому времени мы решили, что произвольную компози- цию, которую не только поставили, но уже и обкатали, надо забыть и сделать новую. Алик Гольдштейн предло- жил мне музыку, а из нее и получилась программа, с кото- рой он в 1999 году выиграл второй раз чемпионат мира— «Лоуренс Аравийский». Прекрасная мелодия, благодаря ей я программу поставила за неделю, а он ее сразу стал обкатывать на соревнованиях. Лешу пригласили на чемпионат мира среди профессио- налов — это случилось первый раз. Все, о чем я рассказы- ваю, происходило в первой половине сезона. Он выигрыва- ет у Браунинга, фигуриста, считавшегося непобедимым. Причем Браунинг тоже выходит с цирковой композици- ей — «Клоун». Демонстрирует ее на таком уровне, что зал встает. А Лешка его обыгрывает. Немыслимо, Браунинг — фигура в мировом фигурном катании уникальная по талан- ту, такой мастер рождается раз в двадцать лет. Подобного сочетания актерского дарования и спортивного мастерства нет ни у кого. А Леша вырывает у него звание чемпиона мира среди профессионалов. Приезжаем в Москву, декабрь, первенство России. Он все время нудит: «Не хочу на чемпионат страны, не могу, я устал». Его организм начал немножко разлаживаться, слишком много стартов. Чемпионат страны он сдает, про- сто сдает Плющенко. Нет никакой энергетики, он не хочет кататься, все ему, как говорится, по барабану. И следующие соревнования, которые проводятся в Токио, он тоже проиг- рывает Плющенко. Проигрывает, потому что не соблюдает режим. Январь. Подходит чемпионат Европы. За шесть дней до старта ломается очередной ботинок. Воспринимаю это событие, как личное горе. Я уже полюбила этого Лешу, полюбила за то, что он человек открытый и бесхитрост- ный, не врет. Мне, во всяком случае. А между тем собака в Америке съела весь дом. С утра луж на ковре не меньше пятнадцати. Назвал он пса Лоу- ренс, в честь своей произвольной программы. Лорик — со- вершенно замечательное существо, коккер-спаниель, все, живущие в доме, его обожали. Лорика к нам принесли, ког- да ему исполнилось только три недели. Он спал с Лешкой, потом прибегал будить меня, для того чтобы я за ним убра- ла. Оказывается, по ночам наш коккер-спаниель выходил от хозяина и делал свои-дела исключительно на белом ков- ре, которым была устелена вся гостиная.
Сообщение: 154
Зарегистрирован: 27.11.07
Откуда: Россия
Репутация:
-3
Отправлено: 01.12.07 11:21. Заголовок: Владельцы дома, похо..
Владельцы дома, похоже, не рассчитывали, что в нем может жить собака типа Лорика. Лешка покупал все имеющиеся в наличии в США средства оттирки-протирки, и этими лужами занимались все, кто попадал в дом. А попадали туда многие. Так, в Америку были вызваны: Лена-пошивщица, Нателла-ху- дожница, Володя Ульянов. Потом ко мне приехала итальян- ская пара. Буквально терем-теремок, все валялись на рас- кладушках, кто где, а Лорик перемещался от одного к дру- гому, прыгая и каждого целуя. Честно говоря, в доме твори- лось черт-те что, но все домочадцы занимались Лешей и убирали за Лориком все, что он нам преподносил. К собаке все искренне привязались, и, надо сказать, песик оказался отдушиной, потому что в Америке нам было нелегко: бес- конечные соревнования и, в общем, не родина. А когда вдвоем, да еще тренировки за тренировками, то тяжело вдвойне. Но собака нас как-то отвлекала. У меня в Америке соскочил позвонок и почти отнялись ноги. Лешка меня таскал на тренировки, я не могла ни сесть, ни встать. И если б не знаменитая массажистка Та- мара, которая ко мне приехала, то, думаю, по сей день ле- жала бы недвижимая в больнице. Тамара мне буквально вырвала этот позвонок и вставила на место. Потом серия уколов, так я приходила в порядок. Собака — единствен- ная, кто меня поднимал, я просыпалась в шесть утра, спол- зала на пол, сперва сама добиралась до туалета, а потом за- ставляла себя как-то встать на ноги, надо же было и ее вы- водить. Не могу сказать, что я собаку по утрам выгуливала, скорее, она выгуливала меня. Лорик тянул поводок, и я ка- ким-то образом, с криком и болью, переставляла ноги. Так Лорик и Тамара меня спасли от полной недвижимости. За свой подвиг Лорик сгрыз абсолютно все, что находилось на полу, включая все плинтуса. Как положено нормальной со- баке, он перегрыз ножки у стола, стол упал. Он пережевал все ботинки. Писал, где хотел. Хотел— писал в постели, хотел — писал на гостей, только успевали за ним стирать и убирать. Собака в доме росла как на свободе, в джунглях. Лорик — точная копия характера Леши, тот до сих пор такой же вольный стрелок. И ходить Лорик стал, как Леш- ка, походка — один к одному. Собаку потом привезли в Пе- тербург к маме. Мама пришла в ужас, мало того, что какая- то тетя взяла сына тренировать, она еще купила ему собаку. Понятно, что свалить Лорика на Лешину маму, в общем, был с моей стороны довольно хамский поступок, но Лешка так ныл, что я не выдержала и ему сказала: «Прыгнешь четверной, я тебе куплю собаку». А он взял и сразу прыг- нул и требовал от меня держать слово, все-таки он был еще мальчишка. Из Америки мы уехали, когда повсюду звучало его имя: «Ягудин, Ягудин, Ягудин». Тут не стоит обольщаться. В нашем деле так всегда, один год: Ягудин- Ягудин, на следующий — уже на кого-то другого молятся. Но мальчик этот рос и убедительно побеждал. Единствен- ное, что он отказывался понимать, — зачем участвовать в показательных выступлениях? До него не доходило, как это кататься, не соревнуясь? Я твердила ему: тебе все равно придется их полюбить потом, когда ты начнешь сходить, а сейчас ты в них открываешь свое лицо, свое отношение к фигурному катанию. А он, как маленький, обожал «кто кого», обожал соревновательный кураж. Но вернусь к тому, что перед чемпионатом Европы в Праге у него... ну, конечно же, ломается ботинок. Через шесть дней — старт. Немыслимая ситуация. Он говорит мне: «Не приходите на каток два дня. Я за два дня сам все налажу». Действительно, смотреть, как чемпион мира вновь учится кататься,— зрелище не для слабонервных, моя бы психика не выдержала, пусть это и звучит непро- фессионально. «Поставить» ботинки— дело сложное, это все равно что настроить скрипку. Миллиметр влево конька, милли- метр вправо — любителю хоть бы что, а мастеру кататься невозможно, срываются все прыжки. Ноги все равно всегда в крови, их сразу натираешь, хоть и варят ботинки, и парят, и что только с ними не делают, лишь бы они не были ка- менными. Короче говоря, встает он на новые коньки и пос- ле четырех дней раскатки вроде бы все элементы получа- ются. Но ему пока неудобно, он их не затягивает до конца, ботинки еще слишком жесткие. В Праге на тренировке видно — он лучший. Главное — он лучше Плющенко, потому что тот его единственный конкурент в Европе. Леша показывает идеальную тренировку, не срывает ни один прыжок. Однако стресс с пере- меной коньков сказывается на пресловутой «квалифика- ции», он ее сделал практически по нулям.
Сообщение: 155
Зарегистрирован: 27.11.07
Откуда: Россия
Репутация:
-3
Отправлено: 01.12.07 11:22. Заголовок: То есть не прыг- нул..
То есть не прыг- нул просто ничего. Совершенно случайно задерживается на третьем месте в своей подгруппе и имеет довольно хилый шанс, поскольку результаты «квалификации» идут в финал. Мне до сих пор непонятно, почему. Дурацкое правило, ради того чтобы сделать у мужчин троеборье. Во время ко- роткой программы Леша делает все прыжки, но по сумме баллов проигрывает Урманову. Тот — первый, Леша — вто- рой, а Плющенко— третий. От Урманова он отстает на один голос. Но, с блеском выступив в произвольной про- грамме, в итоге выигрывает чемпионат. Зрителям нравятся и его программа, и его катание. А катается он в решающий вечер идеально. Как вообще за три дня человек может от нулевого состояния подняться до стопроцентного? Осталь- ные допускают ошибки, и вовсе не оттого, что они не гото- вы к старту, а потому, что такие соревнования друг с дру- гом, ноздря в ноздрю, психически невероятно напряжен- ные, и у большинства не выдерживают нервы. И вот у Лешки-то они как раз не дрогнули. Счастье! Леша падает на колени и издалека, чуть ли не с середины катка, подъез- жает ко мне, так и не поднявшись с колен. Я думаю, этот трогательный жест скорее всего от радости, а не от покло- нения. На пьедестале три мальчика из России, три достой- ных мальчика, но он — первый. Наверняка Алексей Нико- лаевич Мишин на это не рассчитывал. У меня среди арбитров поддержки нет, как никогда и не было. Я не беседую с судьями, я их ни о чем не прошу. Леша выигрывает соревнования без всякой подпорки, даже со стороны российского арбитра. К нам все подходят, по- здравляют, но когда он плохо выступил в «квалификации», никто из своей команды не посочувствовал, ни один чело- век. Для чего приехали руководители сборной, если они даже не подошли, не спросили, в чем дело, что случилось. Как будто Ягудина на чемпионате нет или он выступает не за Россию. Как откатал, так и откатал, ну и черт с ним. На- чальство бегает, нервничает: будут ли медали в танцах или В Москве готовимся к чемпионату мира. Потом уезжаем в Финляндию, там пройдет это первенство, там накануне мы проводим двухнедельный сбор. Вдруг у Леши начинает болеть нога, причем сильно, и никто — ни врачи, ни трене- ры, ни я — не может понять, что у него с ногой происходит. Почему она вдруг подкашивается? Я совершенно растеряна, боюсь, что у него порвется мышца. Периодические спазмы, будто судорогой сводит ногу. Боль ужасная, но он ее пре- одолевает. Не дает себе покоя, прыгает на больной ноге. Тренировки я провожу короткие, но очень интенсивные. Я чувствую, что, если нога его не подведет, на первенстве мира он будет рвать и метать. Но боль не отступает. Он уже хромает, уже ее подтягивает, уже перебежки без боли не может сделать. Но как он тренировался! Не давал себе ни- каких поблажек — так тренировались только самые выда- ющиеся спортсмены. Нам очень помог маленький тихий городок в Финлян- дии, весь в соснах. Выхожу гулять, вроде нормальное на- строение, но в голове как колокольчик: нога, нога, нога. Ногу он кутает, пьет какие-то лекарства, а она его не отпус- кает, как выходит на лед, начинаются эти ужасные спазмы. Вольтарен, уколы — ничего не помогает. Он заявляет: «Ни- каких лекарств пить больше не буду, никаких уколов делать тоже не буду. Как есть, так и буду кататься. Натурально». Вот в каком состоянии мы заявляемся на чемпионат мира, вот в каком состоянии он выходит на «квалифика- цию»... но прокатывает ее нормально. Со всех сторон я слышу только имя Плющенко: Женя, Женя, Женя! Вся ко- манда за ЖенюЛлющенко. Дружок, говорю я ему, нас с то- бой тут, похоже, совсем не ждали. А если и ждали, то толь- ко для того, чтобы не давать тебе никаких поблажек. Леша немножко хромает, журналисты начинают об этом писать. , Больному же фигуристу на чемпионате делать нечего. Ему предложили, чтобы он снялся с соревнований. Ведь не скроешь, с каким трудом он на тренировке прыгает, а по- том еле-еле доезжает до борта. За ним пресса ходит, спра- шивает, когда снимется. Он отвечает: «Я не собираюсь сни- маться». Но нога-то... А диагноза нет. Тамара его массиру- ет, доктор наш Аниканов его лечит. Но нога не работает так, как надо, а он терпит. Во время короткой программы он не чисто делает каскад. Взлетает со всей мощью, но с большим наклоном, на такую высоту люди не выпрыгива- ют. Правда, все допускают небольшие ошибки, кроме Плю- щенко, он и занимает первую строчку в протоколе. Але- ша — второй.
Сообщение: 156
Зарегистрирован: 27.11.07
Откуда: Россия
Репутация:
-3
Отправлено: 01.12.07 11:24. Заголовок: У него от шока, что ..
У него от шока, что он сорвал элементы, про- ходит нога! Боль исчезает. Боль вернулась потом, после со- ревнования, а пока, на следующий день, все в полном по- рядке. На чемпионате у одиночников выходной, он немно- жечко катается на тренировке. Через день — старт произвольной. На площадке во вре- мя разминки абсолютная тишина, только звук разрезанного коньком льда. Все нынешние лидеры собрались: Урманов, Стойко, Хонда, Вайс. Тишина гробовая все шесть минут разминки. Зрители гениально себя вели, но было пугающе тихо. Ему везет — первый стартовый номер. Я люблю, ког- да мои начинают. Перед выходом он мне говорит: «Не вол- нуйтесь, я сейчас их всех порву». Они действительно как звери выходят на арену — это похоже на вольер со львами. Он не катается, а и впрямь рвет всех. Не оставляет никому возможности его обойти. В конце он кричит от восторга, что все сделал. Овация. Зал стоит, а он падает на колени и целует лед. Он безумствует, так не бывает, чтобы с больной ногой победить на чемпионате мира. Проката с такой фан- тастической энергетикой в одиночном катании, наверное, за последние десять лет не происходило. Одновременно и с холодной головой, и в страшном кураже. У него все полу- чалось, он будто предлагал: «А вот еще, а вот так хотите, нет, могу по-другому». Меня не покидало ощущение, что он может разбежаться и ни с того ни с сего вытворить ка- кой-нибудь такой невероятный прыжок. Судьи не имеют права первому участнику ставить 6,0, но один арбитр все- таки ставит по технике ему «шестерку». Понятно, что больше никто так откататься не сможет. Это звездный час. Возможно, кто-то прокатается очень хорошо, может быть, даже замечательно, кто-то больше прыгнет, но так, как он, — никто! В зале сплошной крик. Подряд выходят силь- нейшие, и каждый немножечко срывает хоть один элемент, он их всех «убил» своим катанием. Когда Плющенко выиграл первенство страны, Ягудин подошел к Мишину и поздравил того. Все же он его воспи- танник, это был корректный поступок. Учителя полагается уважать. Я в свое время, встретив Мишина перед первым нашим с Ягудиным совместным турниром, сказала: «Леша, извини, я не собиралась забирать у тебя ученика». Это не мой вопрос и не моя проблема. Так заканчивается чемпионат, на который мы все вместе отправились на Лешиной машине. А накануне броска в Финляндию мы с Наташей Ульяновой переночевали у моей подруги Оли Овчинниковой. Остановились в доме, куда я первый раз пришла чуть ли не тридцать лет назад... В Фин- ляндии произошла смешная история. Я очень нервничала перед произвольной программой, да и Лешка дергался, по- этому решил погулять часа полтора. Выходит он из гости- ницы с нашей массажисткой Тамарой и видит, как я сажусь в автобус с надписью «Аэропорт». Двери автобуса закрыва- ются и я уезжаю... ...А дело происходило следующим образом. Ко мне подходил не один судья с традиционным вопросом: «По- чему все российское начальство за Плющенко? Почему никогда не за тебя?» На эти вопросы мне нечего ответить, я знаю одно: мне приходится быть намного лучше других. Если я вровень, никогда моему спортсмену ничего не да- дут. Объективный вид спорта, субъективный — разницы никакой. Оттого я и нервничала ужасно. У меня тоже бо- лела нога, и боль меня не оставляла весь сезон. Спина и нога — до сих пор они болят. Я лежала в гостинице, я всегда днем отдыхаю. Но вдруг почувствовала в себе силы и встала. У меня ничего не болело, боль меня отпустила. Я отправилась во Дворец, шла, подпрыгивая, такие легкие у меня были ноги. И на этих легких ногах я сажусь у гос- тиницы в автобус, уверенная, что он идет на стадион (непосмотрев, что на нем написано «Аэропорт»), и отъезжаю у Лешки на глазах. На прощание поймала его взгляд, он смотрел на меня с большим удивлением, наверное, поду- мал, приеду ли я к произвольной программе или улетать домой собралась? Автобус завернул за угол, и я поняла, что еду в противоположную от стадиона сторону. Давай автобус останавливать, пересаживаться на такси. Бежала, кричала, руками махала. Везде же пропускная система. Специальный транспорт прямо ко Дворцу пускают, а так- си задолго до него останавливают. Но к произвольной программе успела... Я сидела без сил в коридоре около раздевалки. Подошел Робин Казино и бухнулся передо мной на колени. Робин Казинс — великий олимпийский чемпион.
Сообщение: 157
Зарегистрирован: 27.11.07
Откуда: Россия
Репутация:
-3
Отправлено: 01.12.07 11:25. Заголовок: Я тоже сползла на по..
Я тоже сползла на пол, на колени, так мы с ним беседовали с полчаса. Ино- странцам Лешка нравился за мужество, силу и чувствен- ность, нравился, конечно, за хороший английский язык, за то, что он открытый, общительный парень. За то, что он всегда охотно дает интервью. В итоге из-за его общитель- ности у нас начались хождения по мукам, но это особая ис- тория. После победы на чемпионате он отправился в тур Кол- линза и был оттуда выслан, причем совершенно незаслу- женно. Надо признать, что Лешку из тура выгоняли два раза. Как это случилось в первый раз? Все наши ужинали в русском ресторане в Нью-Йорке, это у них уже традиция, после шоу — ужин в русском ресторане. Я его предупреж- дала: «Не ходи, Леша». Он мне: «Ну что особенного, по- ужинаю и приеду». А в ресторане за соседним столиком сидела хорошенькая американка, афроамериканка, так те- перь в США принято говорить. Слово «негр» — оскорби- тельное. Но мы же выучили американскую жизнь по «Хи- жине дяди Тома», а там другого слова, чем «негр», и нет, причем оскорбительного оттенка оно не носит. Так вот, Лешка, проходя мимо, умудрился ей сказать: «Как дела, негр?», естественно по-английски. Будучи в чудесном рас- положении духа, он еще и шлепнул ее, как бы приободряюще. Мало того, на обратном пути он еще раз ее спросил: «Как у тебя дела, негр, ты что не отвечаешь?» Женщина эта оказалась ведущей какой-то известной телевизионной про- граммы. Она позвонила Тому Коллинзу и сказала, что у него в туре выступают расисты. На прием к этой черноко- жей телезвезде Лешка, чтобы извиниться, никак не мог по- пасть. Ему предстояло ей объяснить, что он не расист, он не хотел ее обидеть, поскольку Том не хотел иметь скандал в туре. При этом все отлично знают, что Ягудин — добро- душный человек и никак не тянет на расиста. Но его язык девятнадцатилетнего юноши и отсутствие не то что мозгов, а такта и ощущения опасности, сыграли с ним злую шутку. Наконец он добрался до этой телеведущей, принес ей свои извинения, она позвонила Коллинзу и сообщила, что при- няла объяснения Ягудина. Конечно, Том такой глупости Ягудину простить не мог... Любой из наших ребят, спортсмен он или не спортсмен, может выпить. Одиночника, который не выпивает после победы в конце сезона, я не знаю. Леша не хуже и не луч- ше других. Только бесхитростный. Но благодаря тому, что он заводила, если кому суждено попасться, то ему первому. Плюс еще огромный «недостаток» — говорит то, что дума- ет. Для начала, в первые же дни тура, у него украли пас- порт. Ему пришлось возвращаться в Москву, чтобы полу- чить и новую визу, и новый паспорт. Пару выступлений он пропустил. Наконец отъехал обратно. Я сижу в Ганновере, пью утром чай у телевизора и вдруг вижу — Лешку показы- вают, как он катается на чемпионате мира. Я только: «Ой, Леха!», но тут же текст: он выслан с тура за пьянку. Долго я занималась расследованием этого инцидента. Я очень уважительно отношусь к Тому Коллинзу, с другой стороны, мои ученики украшали его тур на протяжении многих лет. Лешу выслали, сославшись на то, что в Амери- ке нельзя пить спиртные напитки до двадцати одного года. Наверное, это правильно, потому что в двадцать один чело- век все-таки лучше понимает, сколько, а главное — где ему можно выпить. Леша зашел в бар, там сидели его старшие товарищи, которым двадцать один год уже исполнился, анекоторым гораздо больше. Он у кого-то из стакана отхлеб- нул, бармен не только заметил такую вольность, но и выз- вал полицию. Это — начало. Последней каплей послужило то, что сын Тома, Майкл, упрекнул Лешку, что тот накануне не исполнил какой-то прыжок... А они в туре то прыгают, то не прыгают, не пото- му, что ленятся или берегутся — другие условия. Прежде всего там отсутствует привычный свет. В туре он компью- терный, для представлений, а не для спорта, он светит в глаза, а это фигуристам непривычно: или должна быть большая концентрация внимания, или просто нужно к та- кому освещению привыкнуть. Но когда человек только вхо- дит в новое дело, когда у него всего лишь первые три-четы- ре выступления, он обязательно что-то срывает. И Лешка по простоте душевной говорит (вот она, главная его ошиб- ка...): «Понимаешь, Майкл, я на соревнованиях собираюсь, там же я в бой иду. А здесь отдыхаю». Любой бы обиделся, тем более Коллинз, потому что его тур — знаменитое шоу, которое делает фигуристам в Америке большое имя.
Сообщение: 158
Зарегистрирован: 27.11.07
Откуда: Россия
Репутация:
-3
Отправлено: 01.12.07 11:27. Заголовок: Не надо забывать и т..
Не надо забывать и того (тем более сам Коллинз об этом пре- красно помнит), что в его туре они зарабатывают большие деньги. Я убеждена, что Лешка, когда ляпнул такую глу- пость, совсем не имел в виду, что он приехал к Коллинзу отдыхать. Просто невозможно каждый день собираться, как на войну. Но профессионализма, благодаря которому мож- но каждый вечер выглядеть наилучшим образом, у него еще нет. Нет, в конце концов, и умения приспособиться к друго- му свету. Тем более что весь подготовительный период, пока тур готовится, когда лучшие из лучших собираются и репетируют, он пропустил из-за того, что мотался в Москву за паспортом. После такого высказывания Ягудина Том не стал закры- вать дело с полицией, и Лешу отправили домой. Правда, Том на прощание с ним поговорил и сказал, что он его на- казывает на несколько шоу. А когда Леша приехал домой, вдогонку сообщил, что отправил его навсегда. Леша, как ребенок, считает, что его обманули, зачем ему сказали «я отправляю тебя на несколько шоу в наказание»? «Ягудина сняли с тура» — такое количество газет с этим сообщением вышло, столько об этом говорили по телевиде- нию, будто мировая война началась. Но самое интересное, мне, тренеру Ягудина, никто не позвонил. Журналисты забыли про то, что из тринадцати соревно- ваний в сезоне он выиграл одиннадцать, писали, что Леша — алкоголик и нет ему никакого прощения. Между строк читалось, что он чуть ли не кого-то убил, избил, ог- рабил. Почему такая неадекватная реакция? Почему все они забыли, что он с октября каждую неделю выступал? И если он из бара не выходит, то отчего все ему проигрывают? Он что, машина, что ли, может пить все ночи напролет и выиг- рывать? Или соперники у него такие бесталанные собра- лись? Травля закончилась дисквалификацией со стороны русской федерации, хотя Ягудин не совершил проступка, попадающего под дисквалификацию. Нет ни одного прото- кола или донесения, свидетельствующего о том, что он где- то шатался пьяный или совершил аморальный поступок. За что его дисквалифицировали на год? Я не понимаю. В рос- сийскую федерацию не поступило даже письма от Коллин- за. Все «документы» — это заметки в газетах. Тем не менее его дисквалифицировали. Условно. И все равно такая несправедливость сильно ударила по его пси- хике, тем более он хороший мальчик, не злой, но простак. Не могу сказать, что уж совсем простак, но очень добрый, а это уже близкие понятия. Его подкосило то, что ни один из его друзей, даже тот, кто ему дал отхлебнуть из своего ста- кана, старший товарищ, которого он обожает, слова в его защиту не вымолвили. Девочки только сделали попытку восстановить справедливость. И он потерял веру в друзей. Он их любил «так искренно, так нежно», но ни один чело- век за него не заступился. Никто не написал, никто не встал, никто не сказал единственного, что от них требовапы встал вопрос, брать ее на чемпионат мира или нет. Леша сам пошел к Валентину Писееву просить за Бутырс- кую. Пошел к президенту федерации, к которому, как к Ка- рабасу-Барабасу, никто не ходит, потому что все его боятся. У Писеева он заплакал. Он может заплакать, а я люблю лю- дей, которые могут заплакать. Он просил за Машу, считая, что она великая спортсменка, у нее неудачно что-то сложи- лось в жизни и Писеев должен это понять. Но за него никто не пошел просить, никто. Сезон 2000 года начался с большими сложностями. По- нятно, что Леша был совершенно раздавлен. Но тут пошли соревнования, мы отправились колесить от старта к старту, он стал взрослеть. Молодой человек всегда быстрее взрос- леет, испытав горечь предательства. Парень он талантли- вый, но не будет у Леши легко складываться жизнь, пока он не очертит для себя какие-то границы. Куда он может сту- пить, а где для него запретная зона? Тренер, без него, сам ничего не сможет изменить. Ясно, что «колода» из двух- трех человек в мужском одиночном катании будет тасовать- ся до Олимпийских игр. Леша хороший мальчик и в то же время очень сложный. Он ужасный непоседа. Не знает, когда ему спать, когда гу- лять, энергии — через край. Сильный мальчик, но сотый раз повторю — очень добрый. У таких людей тяжело скла- дывается жизнь. Он реально смотрит на себя не только ког- да выиграл, но и когда проиграл, сам разбирается — поче- му? Никогда никого не обвиняет, так воспитан. Мама — милая, интеллигентная женщина, работает с английским языком.
Сообщение: 159
Зарегистрирован: 27.11.07
Откуда: Россия
Репутация:
-3
Отправлено: 01.12.07 11:28. Заголовок: И бабушка чудная. Оч..
И бабушка чудная. Очень ласковая семья, но в спорт, в отличие от многих родителей, не вмешиваются. Мама сделала все возможное, чтобы ее сын катался. Он у нее один, и растила она его одна. Вместе с бабушкой они его поднимали. Когда у Леши появились первые деньги (а они жили в коммунальной квартире), он сразу купил им квартиру. На все деньги, которые заработал. Не стал ждать, пока ему власти дадут как чемпиону мира. Им, кстати, по- том предлагали квартиру/а они отказались, такие люди! Честная, хорошая семья. Мама-красавица. Когда они вмес- те, она выглядит, как его подруга. Маленькая красивая жен- щина, родившая и воспитавшая такого богатыря. После третьей Лешиной победы на чемпионате мира, кажется, что нам уже просто и легко дается это первое мес- то. В чем-то действительно стало свободнее, все же не пер- вый и тем более не второй наш совместный год, когда ник- то про Ягудина и слышать не хотел. После условной диск- валификации началось странное время: он выигрывал со- ревнования, но так и не вернул ту идеальную форму, в ка- кой находился в прошлом своем чемпионском году. Но у одиночников такого и не бывает — два года подряд держать лучшую форму. К домашнему состязанию Плющенко — Ягудин Женя набрал полную силу, а Алеша заболел. Я поп- росила, чтобы ему разрешили не выступать. Но бесполезно, мне доходчиво объяснили, что в Сокольниках идет чемпио- нат страны! Отборочный в сборную! Они сначала отбирают, потом нарушают свои же собственные правила. Леша стал вторым, он неважно катался. Потом он пропустил один из финалов Гран-при, у него опять сломались ботинки. Но если быть честными до конца, я не хотела, чтобы он высту- пал на этом турнире. Это уже 2000 год, финал Гран-при проходил в Лионе. Леша вновь менял ботинки. Я считала, что хорошо бы взять паузу, тем более пропал, как будто ис- парился его четверной прыжок, следовательно, тут же по- явился страх. Я хотела устроить перерыв, начиная с пер- венства страны, чтобы иметь месяц для нормальной подго- товки, но двукратному чемпиону мира ее не дали. Он не поехал на Гран-при, зато пошла серьезная подго- товка, тем более к тренировкам подключился Леонид Мои- сеевич Райцин. Не устану повторять, Леня мой верный друг, выдающийся специалист в части физической подго- товки выдающихся спортсменов. Леонид Моисеевич знает биомеханику, наверное, лучше всех, во всяком случае в на- шей стране. Начали с Леонидом Моисеевичем готовить Лешу к чемпионату Европы. Он постепенно приходил в себя. Накануне стартов я определяля его готовность на семьдесят — восемьдесят процентов. Сто процентов, я считаю, есть тогда, когда появляется стабильность, но она еще к нему не пришла. На чемпионате Европы Леша хорошо выступал, выиграл «квалификацию». По окончании чемпи- оната России Мишин сказал, что Плющенко не победил, а превзошел. Но я ничего подобного не наблюдала. Потом Леша выиграл короткую программу, катался замечательно, говорили, что такого проката короткой программы, как у Ягудина, уже не помнят. На чемпионате мира Леша этого высказывания не подтвердил, а тут превзошел себя. В про- извольной ему уже сил не хватило. Он после четверного не сделал каскад и этим дал возможность выиграть Плющен- ко. Одним каскадом. Музыкальная часть программы у Леши получилась нелегкой на слух. Но эту музыку он при- нес сам— Жан Мишель Жарр «Сломанная стрела»,— и мне хотелось поддержать его выбор. Хотя у меня с ней дол- го не ладилась постановка, я замучилась искать хореогра- фию к этой музыке. В Москве мы серьезно поговорили. Я не была уверена, что даже при таком варианте, что он произвольную про- грамму откатает стопроцентно, то выиграет второй оцен- кой, оценкой за артистизм. Хотя программа главного со- перника Ягудина— Плющенко— «Цыганочка» меня не приводила в восторг. Другое дело, что сама по себе музыка известная, зрители под нее невольно оживляются, и на су- дей, следовательно, она точно так же влияет. Женя Плю- щенко, безусловно, очень способный человек и, тренируясь у Мишина, свои способности умножает на мастерство свое- го тренера. Но, на мой взгляд, катание Ягудина интереснее. Сразу после приезда, не давая себе ни дня отдыха, я по- неслась к музыкальному редактору и двое суток просидела с ним, выбирая иную музыку для произвольной программы. Я нашла то, что хотела, и сразу взялась за новую програм- му.
Сообщение: 160
Зарегистрирован: 27.11.07
Откуда: Россия
Репутация:
-3
Отправлено: 01.12.07 11:29. Заголовок: Надо и ему, и мне от..
Надо и ему, и мне отдать должное, буквально за два-три дня совершенно другая произвольная композиция вчерне оказалась готова. Мы пошли на большой риск, потому что программа может не попасть, что называется, «в конек», ведь с ней он ни разу не выступал за весь долгий сезон. А с другой стороны, эмоционально он себя чувствовал пре красно, с прежней программой уже распрощался, уже пол- ностью откатал ее. Произошел не то чтобы редкий случай, когда за месяц до чемпионата мира меняют произвольную программу. Это — небывалый случай! И мое решение ока- залось той самой вовремя отлитой пулей, которая попала в цель.
Я мучительно подбирала музыку для новой произволь- ной и нашла ее у музыкального редактора Славы. Он пред- ложил мне «Тоску», но она никак у него «не склеивалась». Не получилось музыки на пять минут. Потом с Геной Па- пиным, замечательным моим товарищем, мы сидели двое суток, он «склеивал» музыку, в конце концов получилась изумительная композиция. Началась кропотливая работа. Незаметно пришли четверные прыжки, появилась стабиль- ность, но тут Леша заболел гриппом, температура никак не снижалась после болезни и мучила нас пять недель. Нор- мальной она стала спустя две недели после чемпионата мира. На старт Леша вышел с температурой тридцать семь с половиной градусов. Игнорировать это, проводя по две тренировки в день, представлялось довольно опасной зате- ей. Леонид Моисеевич не рисковал давать ему большую функциональную нагрузку, мы понимали, этим можем заг- нать Алеше сердце. Он работал: повторял программу, делал прыжки и новые каскады. Я знала, основная задача — вста- вить в программу второй четверной прыжок, при успеш- ном исполнении он снимал все вопросы по первой оценке за технику. И второй четверной вошел в программу. И Ле- ша прыгал их оба, один из первых в мире фигурист с двумя четверными прыжками в произвольной программе: один в каскаде и один чистый. До Леши только у американца Ти- моти тоже было два четверных прыжка в программе.
Он говорил, что чувствует себя нормально, не обращал внимания на температуру, только зрачки расширялись и щеки розовели. Никто, конечно, не ждал, что он победит Плющенко, тот в сезоне выигрывал все, что можно, и напо- минал машину, которая работает в автоматическом режиме и никогда не дает сбоев. Но борьба есть борьба, и она вно- сит изменения в психику каждого. Она задает вопросы, ноона и дает ответы- Мне с первой же тренировки показа- лось, что Женя не в лучшей форме- Леше. напротив, удава- лось вес, что он хотел. Соревнования у фигуристов, повто- рю, зачастую вышрываются уже на тренировках. Леша впервые показал программу на людях в «квалифи- кационном» старте. Ему скандировали, его поддерживали. каждый понимает, как сложно 'за месяц все поменять. Ко- роткую программу Леша откатал на «шестерку». Но по- скольку он мои ученик, любви ему 01 родной федерации уже не достаемся, заодно и объяснений судьям: кого феде- рация считает номером один в своей команде и просит учи- тывать ее мнение. Мне сообщили, что разговоры такие ве- лись. Но только один судья, без стыда и совести, поставил его на второе место. Если закулисные игры коснутся оди- ночною катания, то пиши пропало, пока что интриги — удел танцевальных пар. В решающий день с утра Ягудин находился с Леонидом Моисеевичем, у меня еще должны были иыступать ганцо- ры, три пары: израильская, итальянская и японская, все в разных группах, и мне полагалось прису гствовать на их тренировках. Я все время проводила на катке, а Леонид Моисеевич не только Лещу разминал, он вообще не остав- лял его ни на минуту. Утром на коротком прокате мне ста- ло страшно, потому что ему удавалось абсолютно все. Он хотел еще и еще прыгать, но мы его с трудом сдержали и отнраип-пи домой. Строго говоря, мне полагалось запретить тренировку, поскольку пик пришелся на нес. Вечером он немножечко качался. Но самое главное-- сделал свои два четверных. Потом его разок крутануло, в конце он упад с луща. Но остальные после его утренней разминки просто не могли кататься. Падали, как подкошенные. Плющенко гонялся за четверным, так его и не поймал, прыгнул и упал. И места распределились следующим образом: Стойко — второй, он выстоял, не пытаясь прыгать четверной, треть- им стал Вайс. четвертым оказался Плющенко. А Леша Ягудин -- трехкратный чемпион мира!
Сообщение: 161
Зарегистрирован: 27.11.07
Откуда: Россия
Репутация:
-3
Отправлено: 01.12.07 11:31. Заголовок: Таких людей в мире п..
Таких людей в мире по пальцам одной руки можно пе- ресчитать, одиночников, которые подряд бы выигрывали три высших звания. При теперешнем уровне развития оди- ночного катания Лешка скорее всего установил абсолют- ный рекорд. Мне кажется, что перекрыть Лешино достиже- ние в обозримом будущем невозможно. Уже все прыгают четверные прыжки, у всех они есть даже в корочкой про- грамме. Причем не в каскаде, а с шагов, -это трудней. У всех в короткой элементы такой сложности, что даже с незначи- тельной ошибкой ты с первого места сразу улетаешь на чет- вертое-пятос и там отдыхаешь. Чтс я еще могу вспомнить о чемпионате мира 2000 го- да? Барбара Фузар-Поли и Маурицио Маргальо, моя италь- янская танцевальная пара, первый рач поднялись на вто- рую ступеньку пьедестала. Они прежде никогда не по- падали в призеры, и для меня, и для них это большой успех. Не говоря уже об итальянской федерации. В ориги- нальном танце они выиграли у ставших чемпионами Ма- рины Анисиной и Гвендаля Иейзсра, Тс в течение года три раза меняли оригинальный танец, он им никак не уда- вался, но и тот, что они выбрали, оставлял желать лучше- го. А у итальянцев оригинальный танец с первого же со- ревнования сезона, со «Скейт Америки», стал своего рода эталоном. Пять лет назад итальянская федерация обратилась ко мне с просьбой, чтобы я помогла этому дуэту. В то время они могли рассчитывать на звание самой тихоходной пары в мире. Никак у них не получалось разбежап.ся. скорость отсутствовала полностыо. Зато сейчас итальянцы показали самый высокий 'юмн на чемпионате. Первое, что я сдела- ла,— посоветовала им взять тренера по физической подго- товке- Они нашли своего земляка, работавшего с легкоатле- тами. Изо дня в день они с ним набирали приличные на- грузки в силовой и скоростной подготовке. И отсюда по- явилась скорость, впрочем, после таких занятий она бы пришла к любому. Другое дело, что итальянцы превзошли все мои ожидания. А это уже благодаря тому, что они ред- костные работяги. Заговорила о танцах и вспомнила, что Марина Аниси- на — это мой родной ребенок, а точнее, внучка. Я же тренировала ее маму Иру Черняеву. Знаю чемпионку в танцах практически с момента ее рождения. На моих глазах она выросла, на моих глазах мама ее водила на каток. Ира мно- го сделала, чтобы дочка состоялась как большая спорт- сменка. Когда Марину выгнала Линичук и отобрала у нес партера Илюшу Авсрбуха, то они с мамон пребывали в оолыпои тоске. Я ее позвала к себе в театр, чтобы как-то девчонка забылась и успокоилась. Но мать сказала твердо: «Нет, Татьяна Анатольевна, Марина останется в спорте, партнера мы найдем». Они и нашли Псйзера, не близко, правда, во Франции. За скобками этого чемпионата остались двукратные ми- ровые чемпионы Анжелика Крылова и Олег Овсянников. В принципе, это собьпие не касается меня неносредсгиен- но. Ни я все еще не перестаю удивлягься. как после того, что гак долго с людьми прожиги и '1ак мииги сделано, ини остаются совершении никому не нужными: ни ридний фс- дерации, ни своим тренерам? Ко мне приходила Крылова, просила помочь ей хотя бы советом: бросать кататься или продолжать? Как такое может случиться, чтобы чемпионы остались одни? Великие— и никому не нужные. А , мягко говоря, удивляются: почему они уезжают? Да потому, что никто к ним больше не подходит и не спрашивает, как они живут, на что они живут, хотя до этого с большим удо- вольствием печатали сведения об их доходах, подсчитыва- ли. чго таких денег на всю жизнь хватит, забывая, что по- мимо доходов есть еще и расходы. Одно лечение Крыловой сколько сейчас стоит? Олег Овсянников, он тоже мои маль- чик, он из моей группы. Так же, как и другте, которые были и есть сейчас в группе Линичук. Когда я ушла из спорта, то оставила своих детей Свете Алексеевой, моей помощнице, но их у нее забрали. И Рому Костомарова, и Илюшу Авербуха. Это к разговору, что я беру только гото- вых фигуристов, Овсянников на следующий год у нового тренера стал третьим в мире, чудес же не бывает. Олег дол- го катался с дочкой Светы Алексеевой — Леной Костома- ровой. Пары разбивались, для того чтобы освобождать партнеров. А пары были хорошие.
ОКСАНА ГРИЩУК ЕВГЕНИЙ ПЛАТОВ http://platov.e-stile.ru/page47 Они все возникают одинаково. Сперва звонят, когда им тяжело. Они почему-то не сомневаются: я им помогу, я умею. Они клянутся, что только в меня и верят. В какой-то момент, безусловно, это так, скорее всего в критический, для них в последний.
Жизнь действительно доказывает, что я всегда исхитрюсь и что-то придумаю. Но только на пределе человеческих возможностей получается результат в спорте. Я врубаюсь со всей своей дурацкой мощью в них, въезжаю, тараню и тяну за собой...
Я работала в Москве с Куликом. Ноябрь, 1996 год. Сидим дома, готовимся к чемпионату России. И в один из этих ноябрьских вечеров раздался звонок, мне звонил Женя Платов...
С Женей я знакома буквально с самого его детства и своей молодости. Когда-то со своими орденоносными учениками: Родниной, Зайцевым, Моисеевой и Миненковым я торжественно открывала каток в Одессе. Тогда Женя Платов, совсем карапуз, только вставший на коньки, вручал нам цветы, а я почему-то запомнила этого мальчика. Потом я в течение многих лет приезжала в Одессу на этот каток и сидела там, на сборах по девяносто дней в году. Естественно, в Одессе у меня завелись близкие друзья, через них я познакомилась с Жениными родителями. Работал с маленьким Платовым такой Боря Рублев, царствие ему небесное, хороший тренер, который создал пару Крыканова-Платов, ставшую чемпионами у юношей. Я по возможности старалась Рублеву помогать, пускала к себе на лед, чтобы его ребята с моими подкатывались. Брала их с собой то на сбор в Запорожье, то на показательные выступления куда-нибудь по стране. Брала их еще совсем маленькими. Мы с Борей дружили, и я была рада ему хоть чем-нибудь услужить. Вот почему я Женю знала не только с самого детства, но и наблюдала за всеми его победами. Потом он выпал у меня из виду, я ушла из спорта, он перешел тренироваться к Наташе Линичук, его дуэт с Крыкановой распался, Женя начал кататься с Оксаной Грищук. В то время я была занята театром и не помню этих подробностей.
Я, естественно, видела становление Платова с Крыкановой, как они достигли звания юниорских чемпионов мира. Их любила Одесса так, как, мне кажется, Америка любит баскетболиста Майкла Джордана. Гордо шел по трибуне одесского Дворца спорта красивый папа-моряк Платов - он капитаном плавал за границу, а рядом с ним шла красавица-мама. Весь зал глазел на них, и эта картинка у меня перед глазами.
Когда Климова с Пономаренко пригласили меня работать с ними в олимпийский, 1992 год, я впервые за много лет увидела Женю уже на Олимпиаде. В Альбервиле он вместе с Оксаной занял четвертое место, и катались они очень хорошо. Но я была поглощена своими питомцами, только отметила, что пара Грищук-Платов совсем не дурна. Начинали они у Наташи Дубовой, а уже потом перешли к Линичук. Оксана, ставшая потом Пашей (объясню, как это произошло, позже), выросла в группе у Линичук, Платов же долгое время тренировался под руководством Дубовой, которая их и объединила в пару. Потом у них что-то в дуэте произошло, они на какое-то время расстались. Потом они оба не поехали с Дубовой в Америку, остались дома и тогда же очутились у Линичук. Самое интересное, что я узнала в то время о Платове, что он женился на Маше Аникановой, дочке моей подруги Иры Люляковой. На той самой Маше, о которой я уже рассказывала в главе, посвященной Илюше Кулику.
В 1994 году в Лиллихаммере пришла к Грищук-Платову первая олимпийская победа. Я тогда тоже оказалась в Норвегии и помню, как сейчас, их выход на тренировку. Вся такая славная точеная Грищук с большой грудью и с умением себя показать. И элегантнейший, умнейший, тончайший Платов, которому в силу перечисленных достоинств трудно было подобрать достойную партнершу. Женины мастерство и элегантность казались безграничными. Всегда специалисты говорили: «Платов, Платов, Платов», не упоминая партнерши. И может, впоследствии этот комплекс, который невольно выработался у Оксаны, заставлял, ее твердить без конца: «Грищук, Грищук, Грищук». Не сомневаюсь, что это невольное принижение сыграло определенную роль при становлении ее и характера, и ощущения себя. Она без продыха пыталась всем доказать и в первую очередь, по-моему, ему, что она «Грищук!», что она не менее заметная фигура, а если точнее, что именно она - лучшая в дуэте. Надо отдать ей должное, действительно у нее: фантастическая поворотная техника. Хотя я уже не застала ее в том периоде, когда она хотела работать жадно, много и самозабвенно.
Но вот раздался звонок, Женя Платов звонил из Америки, что явилось для меня совершеннейшим сюрпризом, я крутилась на кухне, готовила мужу обед. Он сказал традиционную фразу: «Татьяна Анатольевна, мы пропадаем». Тогда впервые прошли новые соревнования, где профессионалы встречались вместе с любителями, и они их выиграли. Или звонок был еще до соревнований, которые, по-моему, проводились в Бостоне. Женя продолжает: «Нам тяжело, мы в одной группе с Овсянниковым и Крыловой, Линичук все свое внимание отдает только им, нас не замечает...». Мне не очень нравится такое слушать: «Женя, а мне ты зачем звонишь?» - «У нас нет никакого выхода, тренер говорит, чтобы мы закончили, а мы хотим еще выступать. У нас хорошая программа, но не сверстана, и оригинальная с нарушениями. Мы пропустили массу стартов, в нас не верят, А мы хотим выступать на третьей Олимпиаде, возьмите нас, пожалуйста». Я в ужасе: «Женя, Господь с тобой, я же взялась за одиночное катание, и у меня Илюша забирает все время. Я не представляю, как я вас возьму. Потом, я не хочу тренировать танцы, я от них устала». - «Татьяна Анатольевна, я вас прошу, подумайте». Я ему обещаю, что подумаю. «Вам позвонит Грищук через полчаса, она тоже будет вас уговаривать. Вы не отказывайте нам, ради Бога, на нас поставили крест, а мы очень хотим кататься дальше». Им объявили, что пора уходить, в профессионалы. А они не хотят в профессионалы, они хотят еще два года выступать на чемпионатах мира, они хотят выиграть вторую Олимпиаду. А вторые золотые олимпийские медали никому еще из танцоров не удавалось выиграть, даже легендарной Пахомовой.
Не каждый день бывает, чтобы такие выдающиеся спортсмены, - а они доказали, что безусловно выдающиеся, пройдя три Олимпиады (одно это уже уникальный результат), став двукратными олимпийскими чемпионами, такого результата нет ни у кого - просятся к тебе... Через двадцать минут позвонила Грищук, клялась, что будет меня всегда слушаться: «Все говорят, что у меня ужасный характер, но я буду стараться. Ради Бога, возьмите нас, чтобы мы не бросили спорт. Линичук любит другую пару». Что, наверное, чистая правда, ревность всегда существует в группе. И я понимаю и тех и других. И тренеров понимаю, которые влюбляются во вторую молодую пару, понимаю и тех, кто лишился тренерской любви, пройдя огромный путь вместе. Я знаю эти чувства, я их пережила сама.
В Петербурге шел турнир серии Гран-при, я позвонила туда Чайковской, чтобы посоветоваться с ней. Лена тогда занимала пост гостренера. Чайковская мне сказала, что у Линичук отношения с парой очень плохие. Оксана - тяжелая девочка, но она и он настоящие таланты и нельзя допускать, чтобы они заканчивали карьеру в любительском спорте. Лена говорила с позиций государственных. У нее точный расчет: если допустить внезапный уход лидеров, то канадцы съедят нашу вторую пару, а в интересах сборной страны, чтобы Грищук и Платов катались дальше. «И как этого не понимать, уму не постижимо, - возмущалась Чайковская, - какая нужна от меня помощь, я всегда помогу, берись». Слово свое Чайковская держала, были тяжелые минуты, я к ней обращалась, она помогала. Не говоря уже о том, что мы начали работать с этой парой с ней вместе, она приходила ко мне на тренировки, и в четыре руки мы доводили Платова и Грищук до чемпионата Европы.
Я повесила трубку, поговорив с, Чайковской, наверное, часа два. И решила, все равно надо подумать, но не успела отойти от телефона, как он начал тут же разрываться. Они, оказывается, звонили мне каждые десять минут, ждали, когда освободится телефон. Звонили, плакали! Я совершенно не могу вынести, когда выдающиеся спортсмены плачут и просят решить их судьбу, не выгонять их из любимого дела, а оказать им ту помощь, которую я призвана оказывать, поскольку у меня есть для этого знания. Так они звонили мне двое суток подряд. И я сказала «да».
Но все же выдержала назначенные двое суток и им сказала: «Вы можете приехать. Можете приехать, я вас посмотрю». Стоял уже декабрь, а в декабре месяце брать людей - это смерти подобно. Согласиться на новую пару - серьезный шаг. Во-первых, я прибавляла себе ежедневно четыре часа работы, а из-за этих четырех часов голова раскалывается пополам, а сердце просто разрывается.
Потом я не раз жалела, что взяла их, я не представляла, с кем связываюсь. Истерики у Оксаны оказались регулярные, каждый день без перерыва. Они могли измотать любого здорового человека, я к таким, прямо скажем, не отношусь. Но я уже их взяла и обязана была за это отвечать.
Я не подписала с ними никакого контракта, никакого договора. Теперь я вспоминаю, что они должны были уезжать на соревнования профессионалов с любителями. Откуда в Москву они, олимпийские чемпионы, чуть не приехали вторыми, но все-таки зацепились и в результате стали первыми.
Было ясно, что на чемпионате страны их решили менять, убирать с первого места. Перед чемпионатом России они послали в Спорткомитет письмо, где известили, что возвращаются домой и будут тренироваться у меня, а Чайковскую как сотрудника Спорткомитета они просят им помочь сохранить их для Олимпийских игр.
Наконец они приехали в Москву показываться. Ксанка очень нервничала: «Ой, я вас боюсь». Я ей: «Да: ты не бойся, ты же не на льду». Льда действительно не было, но и зала тоже нет. Знакомство проходило в «Олимпийском», а там нет балетного зала. И на полу в коридоре олимпийские чемпионы показали свой произвольный танец. Мне он понравился. Они сказали, что положили на него много труда, с ними в Америке работал балетмейстер. Показали оригинальный танец, недоделанный и с серьезными нарушениями. Тренировались они, по их словам, одни. Впрочем, и по программе было видно, что она делалась самостоятельно. У Жени прооперированная ранее нога опухла до такой степени, что он не мог на нее ступить. Они рвались в бой, хотели выступать на чемпионате. Но первым делом я послала Женю к нашему врачу. Как потом выяснилось, Платову всегда нужны были сутки, а то и двое для того, чтобы колено восстановилось после перелета. Он брал себе авиабилет в бизнес-класс, доплачивал только для того, чтобы держать ногу в прямом положении. И все равно требовалось двое суток для того, чтобы она стала рабочей. Впрочем, ему в тот раз с ногой повезло, что они из-за нее не выступали, потому что Чайковская потом нашла в их оригинальном танце еще два тяжелейших нарушения. Я не понимала, как такой потрясающий танец можно неправильно разложить по рисунку, тем более с грубейшими нарушениями? Как Линичук собиралась выпускать их на соревнования? То есть их заведомо и сознательно готовили на проигрыш.
Сообщение: 163
Зарегистрирован: 27.11.07
Откуда: Россия
Репутация:
-3
Отправлено: 01.12.07 12:05. Заголовок: Времени оставалось н..
Времени оставалось немного, я сама дергалась, что если мне не понравится их произвольный танец или он будет еще хуже - неинтересен, взяв их, я могу их только погубить. Слова Оксаны: «Я так волнуюсь, вы на меня так смотрите внимательно, что я вся трясусь», у меня до сих пор в ушах. «Я боюсь, что вы меня не возьмете».
Но вернусь вновь в коридор «Олимпийского», где они под музыку нам с Володей Ульновым показывали свой произвольный танец. Ничего сверхъестественного в таком показе нет. Нормальная работа танцоров, во всяком случае для меня.
И вдруг чуть ли не с первого же такта я поняла, что мне нравится их танец, что в нем найдены новые пластические возможности, необычная хореография. Мне сразу стало интересно. Я всегда органично веду себя, никогда не хитрю (дипломат из меня никакой), прямо там же в коридоре я заорала: «Ой, мне нравится, мне нравится!» Они тут же приободрились, но она все равно меня пугалась и шарахалась от меня немножко в сторону. Потом мы отправились на лед смотреть их оригинальный танец. И когда я увидела эти злополучные петли, то позвала Чайковскую. Лена хорошо знает правила, я последние годы от танцев отдыхала. Спрашиваю: «Лена, мне кажется, что это нельзя, за это будут снимать баллы». Чайковская: «Надо срочно переделывать», В это время вовсю идет чемпионат России, а у меня на нем выступает Кулик. Времени свободного нет. Я им объясняю: «Нужно тут поменять, а тут по-другому разложить элементы». Объявила, что буду занята день, потому что у Кулика произвольная программа, вы сами, пожалуйста, разложите элементы по другому рисунку, вот здесь сделайте остановку, вот здесь поворот. Они отправились самостоятельно работать. По два раза в день тренировались на СЮПе. Я не появлялась два дня. Наконец Кулик выиграл, и я договорилась с администрацией катка в Сокольниках, что займу его на ночь. Попросила остаться радистов, сказала, что сама их отвезу домой. Они ко мне относились с большим уважением, и замечу, что у меня с рядовыми работниками, в отличие от начальников, всегда складывались хорошие отношения. Они мне расчистили лед, включили за полночь музыку, а это в наших условиях может быть только от большой любви или большого уважения. И всю ночь, с десяти до четырех утра, мы переделывали оригинальный танец. Той ночью в Сокольниках мы вместе начали путь к Олимпиаде.
Пока доводили танец до ума, мы с Наташей Ульяновой потеряли счет времени. Они катались потрясающе, с азартом, на лету ловили наши замечания. Танго они показывали изумительно: строго, зло, классно. Настоящее аргентинское танго.
Танго они готовили, пригласив профессионального танцора-аргентинца, и это оценили не только специалисты, но и обычные зрители. Но специалисты еще могли отметить, что только этот дуэт имеет такую филигранную феноменальную технику.
В ту же ночь мы начали работать и над произвольным танцем. Конечно, ничего не успели, но все же как-то его раскачали. Люди над произвольной программой работают по полгода перед тем, как ее вынести на суд зрителей, а тут какой-то мгновенный эксперимент. Через несколько дней мы всей компанией отправились в Японию: и они, и Илюша - наши первые общие соревнования. Елена Анатольевна Чайковская тоже полетела в Японию. Илюха там всех победил. Грищук с Платовым еще на тренировках поразили изысканностью своего произвольного танца. Катались они в Японии здорово, но на оригинальном танце Женя упал, уж очень много они насовали в свое танго витиеватых элементов, вот и зацепились коньками. Но для оценок падение не имело значения, они все равно стояли первыми.
А в Москве, в Спорткомитете, в это время стали поговаривать, что Грищук и Платова надо лишить права участия на чемпионатах Европы и мира, за то что они ушли посреди сезона от своего тренера. К тому же они не прошли отбор в команду на чемпионате России. И подобное в адрес действующих чемпионов мира и олимпийских чемпионов! Да, я чуть не забыла, что по дороге в Японию они еще заехали в Гармиш-Патрихен, там по контракту им полагалось участвовать в показательных выступлениях. Заодно мы договорились, что в Германии они впервые продемонстрируют произвольную программу, что Женя и Оксана честно и сделали. В Японии нам устроили первую подсечку. Кюнцу - главному судье по танцам, показалось, что их танго совсем даже и не танго. Как в кошмарном сне, он считал ритм, а они танцевали самое трудное танго - танго-пьеццоло. Мы с Чайковской сидели рядом и тоже отсчитывали ритм. Кюнцу, правда, поотбивал, поотбивал и извинился. Не случился такой идиотизм, как с полькой Климовой-Пономаренко.
Мы приехали из Японии с победой и начали готовиться к чемпионату Европы, на который никто не собирался нас посылать. Хотя Овсянников с Крыловой, главные соперники Платова с Грищук, тоже не участвовали в чемпионате страны, причем в отличие от них Женя снялся по болезни. Платов прилетел из Америки со спортивными сумками с коньками, все это видели, так как на каток он явился с самолета. Но вопрос о санкциях за неучастие касался только их. По всем показателям наступало тяжелое время, и подготовка не обещала быть легкой. Первый год с этой парой для меня получился потрясающим в прямом смысле этого слова, потому что я впервые в жизни увидела человека, который без конца плакал. Я говорю об Оксане Грищук. Адская девочка.
Оксана подозревала всех людей, некоторых, надо сказать, не без оснований, в разных ужасных поступках. Довольно быстро я разобралась, что девочка психически не совсем здорова, и я ее жалела. Больной ребенок, он же еще дороже.
Они отвыкли жить в Москве, они уже много лет как обосновались в Америке, да и в Москве у них не было никаких условий. У Жени где-то на окраине крошечная однокомнатная квартира, Оксана поселилась у бабушки. Я наняла машину, для того чтобы их возили, от морозов они тоже отвыкли и легко могли простудиться. Оксана принялась плакать, потому что перед чемпионатом большую часть их программы надо было еще доводить до ума. Стала приходить к нам на тренировки Алла Щаховцова, российский наш судья, жена Писеева и приятельница Линичук, мешала нам работать. Тренировки получились настолько беспокойные, их так дергали, что мы стояли с Чайковской у бортика, и двумя нашими нехилыми спинами буквально их заслоняли.
Появился на наших тренировках Кабанов. Чайковскую уже сняли с должности гостренера, на ее место назначили Кабанова - человека, который руководил фигурным катанием еще во времена моей далекой молодости. Теперь он отвечал в сборной России за танцы. Поначалу ему приходилось очень нелегко. Наверное, чем слабее спортсмены, тем начальству проще. А вот с выдающимися - трудно. Тяжело их учить, тяжело им делать замечания, потому что они сами уже много знают. Я во время набегов руководства стояла на коньках на льду около Чайковской, которая оставалась за бортиком. Мы с Леной неплохо разложили элементы в обязательных танцах, и как-то потихоньку у нас крепла уверенность, что наша авантюра за пару недель вывести танцевальную пару на уровень чемпионского старта -закончится успешно.
Сообщение: 164
Зарегистрирован: 27.11.07
Откуда: Россия
Репутация:
-3
Отправлено: 01.12.07 12:06. Заголовок: По поводу участия ил..
По поводу участия или неучастия Грищук и Платова в чемпионате Европы провели кучу заседаний. Совещались в Спорткомитете, собиралась несколько раз федерация. Главный аргумент сводился к тому, что уже отосланы списки участников, к тому же у нас нет авиабилетов. Мне показали списки, какие-то ребята из Свердловска едут на европейское первенство вместо олимпийских чемпионов, потому что выдающиеся спортсмены не участвовали в первенстве страны. Какая-то глупость, мышиная возня, хамство несусветное. Никто не извинился потом перед ними за это безобразие, подлог и вранье. Руководство вдруг вспомнило, что оно ни разу не видело целиком проката. Я ответила: гарантирую, что мои спортсмены готовы, я профессиональный тренер и знаю, как подводить людей к старту. Мы с Чайковской стояли плечом к плечу, как коммунисты на расстреле на известной картине.
Наконец мы заставили их принять единственно правильное решение, нам уезжать завтра, а у нас действительно нет еще билетов, без конца приходят эти горе-специалисты нас смотреть. Если тебя контролируют каждый день, невозможно нормально тренироваться. Как могли себе позволить эти бессовестные люди нагло приходить в последний день на тренировку, мешать тренировочному процессу? Оксане подорвали, возможно, последние оставшиеся у нее нервы и Жене, кстати, их тоже крепко подпортили. Мы ее, как могли, берегли, старались создать какую-то скорлупу вокруг. Я не отходила от ребят ни на шаг, тут уже было не до замечаний, важнее им психику сберечь. Я же еще с утра с Куликом работала - это тоже, надо учитывать, почему и мои нервы оказались совершенно размотанными.
Грищук и Платов ушли от тренера, к которому благоволит Спорткомитет. Значит, их надо наказывать. А наказывать он может чем? Соревнованиями.
Был и такой эпизод. В один прекрасный день я позвонила на телевидение... Президиум федерации собирался в очередной раз, теперь прямо на катке, чтобы решать, посылать Грищук и Платова или не посылать? Вопиющее издевательство. Я сообщила на НТВ, Первый и Второй каналы, во «Времечко» - чтобы с утра все пришли и засняли для истории этот торжественный момент, что за люди пришли определять уровень и качество моей работы и олимпийских чемпионов, запечатлеть для истории эти лица, а то ведь потом никто этих «оценщиков» не узнает. Когда президиум федерации вошел на каток и увидел камеры российского телевидения, начальственный зуд у него немножечко утих. Кому же хочется вечером светиться в передаче, где я буду говорить, безусловно, далеко не лестные слова в их адрес. Так под камерами и состоялся президиум, кое-кто выступал «за», кое-кто - «против», задавали какие-то вопросы. Билетов по-прежнему на самолет для нас никто не заказывал, два с половиной часа олимпийские чемпионы стояли за дверью, мерзли в холодном коридоре. Мы с Чайковской бились насмерть. Спустя год, когда Грищук и Платов второй раз выиграли Олимпиаду, я думала: а что мы отстаивали и перед кем? Но отстояли. Дали этому президиуму и его председателю возможность через год записать в свои достижения еще одну золотую олимпийскую медаль. Рассказывать об этом сейчас смешно, но такая мелкая травля не прекращается всю мою сознательную жизнь. Сейчас, когда я пишу эти строки, у меня каждый божий день отбирают лед, который за мной закрепили подписью Лужкова. Я что, на льду торгую? Или сдаю его в аренду? Я на нем выращиваю чемпионов для России. Но когда это чиновников волновало?
На следующий день мы все же улетели. Но эта дикая ситуация нас объединила, они поняли, что я их в обиду не дам и буду всегда рядом с ними. Журналисты брали у них интервью, они потихоньку начали отходить. Но когда ребята понесли сдавать радистам на чемпионате музыку, то ее не брали, поскольку их не включили в заявку российского Спорткомитета. Это все чистая правда. Грищук и Платову, чемпионам мира и Олимпийских игр, не нашлось места в российской заявке на чемпионат Европы. Теперь я боялась, что из-за этого дурацкого случая мы сейчас пролетим мимо тренировки. Наконец и эту проблему удалось решить. Чемпионат Европы в части танцев прошел без борьбы на удивление всего отдела фигурного катания Спорткомитета и федерации. Грищук и Платов победили. Овсянников с Крыловой заняли второе место, тут уж степень удивления Спорткомитета и федерации описать невозможно. Весь чемпионат, я говорю о специалистах, не о зрителях, с большим интересом следил, чем закончится очередной скандал в российской команде. За произвольный танец Оксана и Женя получили «шестерки». Мы с Чайковской были абсолютно счастливы. Оксана безумно радовалась, вот радоваться она как раз любит. И тут же переключилась на какие-то свои дела, без конца позировала, видимо, уже готовилась к покорению Голливуда.
На табло горели оценки - все 6,0. И люди, которые долго выясняли, ехать нам на этот турнир или не ехать, тихо подходили и еще тише говорили: «Поздравляем». Это такой цирк, дальше ехать некуда. Им вроде стало стыдно. Я б на их месте уволилась. Приехал же с Олимпиады хоккейный тренер Владимир Юрзинов и написал заявление об отставке, потому что команда не стала первой. Люди, у которых есть честь и совесть, раньше стрелялись. Правда, этого от президиума федерации я совсем не требовала. И Сергей Конаныхии кузнечиком так и прыгал, и прыгал вокруг. Зато Писеев нормально поздравлял, потому что он как бы не принимал участия в этой травле, пришел только на последний президиум, не произнес ни одного слова, а в конце веско сказал, что эта пара едет. Возможно, все, что происходило, происходило по его заданию, но у меня не было времени ничего выяснять, на моих руках и на моих плечах висел слишком большой груз ответственности, мне предстояло ехать дальше и готовиться к новым стартам.
Итак, на чемпионате Европы конкуренции никакой не получилось. Выступлением Грищук и Платова Париж был покорен. Не могу сказать, что моя работа с этой парой в тот момент оказалась столь значительной, но, как мне кажется, именно она переменила их судьбу - моя работа и помощь Елены Чайковской. Без нас им не дали бы выступить или в лучшем случае сделали бы вторыми; а то и третьими. То относится и к Олимпийским играм. Всех же настроили то, что они должны закончить. Всех, кроме тех, кто занимался с ними и любил их независимо от того, у кого, когда они тренировались.
Из Парижа мы полетели в Америку, - готовиться к чемпионату мира. Сидели в Мальборо безвылазно, тренировки проходили тяжело, эмоциональные силы растранжирили на чемпионате Европы, но, прежде всего, в борьбе за собственное выживание. Работать с чужой парой, со сложившимися спортсменами, пришедшими к тебе в зрелом возрасте, всегда непросто. Складывается впечатление, будто ты примазываешься к чужой славе, хотя мне своей за глаза хватает. О том, что их можно заставить, надо забыть раз и навсегда, им можно только предложить что-то новое, доселе не виданное и не слышанное. Заинтересовать сложившуюся пару очень трудно, они привыкли к одному стилю работы, а у тебя он совершенно другой. Я сама добровольно влезла в эту страшную мясорубку только из-за того, что мне их стало по-человечески жаль, но совсем не ожидала, что столкнусь с совершенно разрушенной психикой у Грищук, тем более подорванной бесконечными болезнями и тяжелейшими травмами. Вместо того, чтобы ее как-то поддерживать, люди, которые понимают, что такое, большой спорт, наоборот, постепенно, и методически разрушали душу этой девочки. Я старалась ее полюбить, старалась каким-то образом ее понять, коли я взялась, дорога назад для меня была уже отрезана, позором было бы отказаться. Но слезы Оксаны-Паши лились без конца. Конечно, к такой ситуации я не была готова. Но, пожалуй, ни с кем и никогда я так тяжело, не работала, как с ними.
Так мы и готовились к чемпионату мира. Оксана, смешная девочка, никогда не приходит в назначенный час. Честно признавалась: «Вы меня хоть убейте, но я вовремя никогда не приду». Я не собиралась ее ни убивать, ни бить (хотя иногда хотелось), она взрослый, талантливый человек. Но меня ее опоздания, конечно, выводили из себя, потому что я видела - на ожидания ее стало не хватать уже Жениных нервов, а вот Женю я очень любила и люблю, и что такое его нервы, я понимала. Впрочем, у любого, кто десятилетие провел в большом спорте, они превращаются в полный утиль. Я старалась не влезать в их внутренние конфликты, которые, похоже, только усугублялись с каждым, годом. Женя просил меня не обращать внимания на ее слезы, рассказывал, что когда она пришла к нему на первую тренировку, все прошло чудесно, а после раздался такой плач и крик, что они решили в своей мужской раздевалке, что в соседней, женской, кого-то зарезали. Они туда всем кагалом ворвались, а Грищук сидела одна и плакала. У нее, видимо, такая разрядка. Она разряжает свои, нервы, но чужие она, ясное дело, не жалеет.
Сообщение: 165
Зарегистрирован: 27.11.07
Откуда: Россия
Репутация:
-3
Отправлено: 01.12.07 12:07. Заголовок: Я старалась утихомир..
Я старалась утихомирить ее уговорами или, как я умею, смешить и веселить ее в тот самый момент, когда она собирается закричать и заплакать. Правда, чаще всего она вспыхивала так мгновенно, что не только пошутить, рта раскрыть не успеваешь. Но когда Оксана не выходила из себя, она каталась гениально. И за одно такое катание ей многое можно было простить.
Чемпионат мира они выиграли, вновь ни с кем толком не соревнуясь. Однако бесконечные пропуски в тренировках и, прежде всего, страшная нервотрепка не давали ощущения полного удовлетворения и счастья. Пропуски начались, потому что они вдруг сами заговорили о том, что, наверное, пришла пора заканчивать. Они и на чемпионате мира выступали не так эмоционально, как на Европе. Хотя это не имело никакого значения, все равно их не с кем было сравнивать. Порой один судья, реже двое их ставили вторыми. Но в фигурном катании редко единогласно присуждают первое место на чемпионате мира.
Сразу же хочу сказать, что спортсмены, с которыми они соревновались последние два года, очень хороший дуэт. Овсянников - мальчик из моей группы. Я нежно и трогательно к нему отношусь, он катался когда-то с Леной Гусаровой, и я с ними серьезно поработала. А девочка, его нынешняя партнерша, Крылова, очень красивая, даже эффектная. Но, на мой взгляд, на Играх у них не получилась победная программа. Забегая вперед, вспоминаю, что она была построена на вальсе, а, как мне показалось, вальс не совсем их танец.
После чемпионата я ходила в плохом настроении из-за поражения Илюши, подстроенного «хитростью» руководителей команды. Как бы мы не промахнулись, он никак не должен был оказаться на пятом месте. Мы с ним грустные поехали домой, а у Оксаны и Жени с перерывом, вызванным хирургической операцией, начиналось традиционное турне Коллинза по городам и весям Америки. Я приезжала к ребятам в Нью-Йорк и в близлежащие от Нью-Йорка города, пробыла с ними неделю. Мы не успели, естественно, подготовить показательные номера, потому что я была поставлена в такие условия, что отвлекаться на второстепенное не приходилось.
Еще во время чемпионата решились на операцию - Женя не мог больше терпеть. Боль его терзала страшная, не представляла не то, как он с ней катается - как он с ней ходит, и не раз потом говорила ему с горьким смехом: «Женька, предупреждать надо». Он вдруг падал на льду, как подкошенный, и лицо его чернело от боли. Боль постоянная, все двадцать четыре часа в сутки. Колено уже в таком плачевном состоянии, что он не мог больше терпеть. Если, не дай Бог, получался на ноге определенный угол сгибания, то колено его не держало, он тут же падал. Мог упасть в любую секунду, что и нередко случалось. Наверное, ему не удачно сделали операцию, и там, в колене, защемлялся нерв. И что только с ним не вытворяли, как не лечили - все совершенно бесполезно. Он терпел. Он просто герой. Выдающийся спортсмен. Они все выдающиеся, поломаны и избиты, но такого терпения, какое я видела у него, наверное, уже не встречу. Он стискивал зубы так, что глаза у него буквально выпадали. Никогда ни за кем я не замечала такого мужества. Он сам ногой занимался, сам себе без конца делал процедуры. Старался не показывать вида, что помнит о ноге, но смотреть на его мучения я без слез не могла. Оксана выступала против операции, я - категорически за. Жене полагалось успеть с операцией, пропустив двадцать пять выступлений в туре. Так он договорился с Томом Коллинзом. Я считала, если не оперироваться, олимпийский сезон становился бессмысленным. Мне казалось, что на лечение уйдет не менее, чем два месяца. Доктор обозначил меньшие сроки, но мы посчитали, что все же двадцать пять - двадцать восемь выступлений вылетят. И с чемпионата мира, прямым рейсом - она еще задерживалась в Швейцарии - он полетел на операцию. Через два дня после победы ему разрезали колено. Мы беспрерывно созванивались, Оксана к нему туда приехала. Операцию сделали в Делаверэ, - это штат Колорадо, там жил доктор, который его наблюдал.
Только зашили колено, сразу посадили его на велоэргонометр, тут же начали ему ногу разрабатывать. Он терпел, звонил мне, настроение у него падало. Сроки восстановления; как я и предполагала, удлинялись, хотя он старался, как мог. Они стали пробовать свои старые номера, делать то, что ноге было привычно. Не пробовать что-то новое, а пользоваться уже испытанным, чтобы каким-то образом выйти из положения, чтобы тур не пропустить. Тур - не только большая реклама, но и неплохие деньги за тяжелый труд, за пролитые пот и кровь прошедшего года.
Она ждала его после операции, она помогала ему раскатываться, наконец, они принялись за новый номер. Мы заранее, договорились, какие в нем будут элементы. Женя пробовал, что он может сделать на заживающей ноге. Я прилетела, посмотрела, как он катается. Выглядело все вполне прилично. Конечно, не то что раньше, но точно, как я и сказала, через два месяца после операции он уже выступал в туре. После тура выпадало всего две недели на отпуск - начинался олимпийский сезон.
Начался невыносимый олимпийский год. Она кричала и скандалила. Каждый день весь каток трясся от напряжения, заливщики льда плакали - жалели Женю. Я не могу сейчас объяснить, как мы сумели подготовить программу. Случилось чудо, но я ничего не помню. За полчаса до ее тренировки я выпивала сильную успокаивающую таблетку только для того, чтобы не взять и не оторвать ее уши от ее головы или не выдернуть ей все ее зубы по одному. При всем при этом она очень трогательно ко мне относилась: хулиганила и хамила, но всегда к моей двери приносила букеты цветов, а в них оставляла всякие записки, у меня некоторые сохранились. В них она чаще всего писала: «Я люблю вас на всю жизнь», и называла меня своей мамой или мамкой. У нее развивался страшный психоз. В Голливуде, где она успела показаться, ей посоветовали поменять имя. Я считала, что и прежнее неплохое, но ей казалось, что оно мешает будущей звездной кинокарьере. Она находилась в состоянии страшного соперничества с Оксаной Баюл, а их американцы все время путали, при этом репутация у Баюл в Штатах, мягко говоря, подмоченная. Но из-за того, что одевались они в одних и тех же магазинах, будто специально созданных для новых русских, они действительно друг на друга походили, как близнецы. Она давала автографы, американцы на нее смотрели и говорили: «О, Баюл!» К тому же если цвет волос в этом году объявят белый, то они обе тут же выкрасятся в белый цвет, а потом будут кричать, что одна у другой эту гениальную идею украла, к тому же, не сговариваясь, они еще одинаково постригутся. Войдешь в отдел «Шанель» и сразу узнаешь, как Оксана будет выглядеть в следующем сезоне.
Пока они ездили по туру, я искала музыку, пытаясь найти что-то кардинально новое, потому что все, что на слуху, уже перекатали. И до них перекатали, и они перекатали, жизнь-то длинная. Почему-то мне очень хотелось сделать на Оксану «Кармен». Мне казалось, что из нее получится фантастически современная Кармен, совершенно другая, чем Бестемьянова. Я чувствовала, что имею право продолжать эту тему. Конечно же, их произвольный танец я поставлю по-другому, покажу Кармен этакой босячкой и хулиганкой, какой, собственно, и была красавица-цыганка, - Оксане это, безусловно, близко по характеру, - а такое решение потянет за собой иную хореографию и иные выразительные средства.
Но пока я искала другую музыку, ходила в Москве по магазинам, благо в них теперь приличный выбор, и без конца покупала диски и записи. Когда я уже истратила на музыку кучу денег, продавец в магазине сжалился надо мной: «Татьяна Анатольевна, что вы ищете? Я не могу смотреть, как вы тратитесь, скупая все подряд». У нас в стране не перевелись потрясающие музыкальные фанаты, которые в свое время копировали современную западную музыку, переписывая ее, на рентгеновских снимках, на «ребрах», как тогда говорили. Некоторые из них работают в музыкальных магазинах, это уникальные профессионалы. Я объясняю, что ищу музыку для моих спортсменов, что я ищу такую мелодию, которая раскручивалась бы как пружина, так, как это происходит в «Болеро» Равеля, но в то же время абсолютно современную, веселую, волнующую. Он предлагает: «Вот это направление послушайте и вот это». Я купила пластинок шесть, побежала домой слушать. Интересная музыка, но не то, не то. А он на прощанье говорит: «Есть еще один автор, но у меня сейчас нет его диска, я завтра принесу его из дома, вот он вам точно подойдет».
Сообщение: 166
Зарегистрирован: 27.11.07
Откуда: Россия
Репутация:
-3
Отправлено: 01.12.07 12:08. Заголовок: Я всегда старалась р..
Я всегда старалась работать с профессионалами, у меня на них чутье, как у собаки. И на следующий день я не прибежала, а прилетела в этот магазин, как сумасшедшая. И он действительно ждал меня с пластинкой Майкла Мура «Набат». Вещь очень серьезная и сложная, долгая по времени... Я поставила ее прослушать - и с первого такта поняла это то, что я искала. Как только я перестала сомневаться в музыке, сразу появилась тема. «Набат» был написан как посвящение футбольному матчу, во время которого рухнула трибуна стадиона, унося за собой множество жертв. А я захотела сделать посвящение всем тем, кто выходил на лед до нас и с нами, всем тем, кто ушел от нас, прожив длинную или короткую жизнь, всем, кто получил на льду травмы, всем, кто оставлял на льду свое здоровье и силы. Впрочем, нет, не только фигурному катанию он станет посвящением. Посвящением вообще безумному спорту, где многие остаются живы, но кто-то умирает и сотни превращаются в инвалидов. Я вновь и вновь нажимала клавишу «пуск» и не могла оторваться. Мне уже виделось, какая это будет великая программа, программа о тех, кто отдал жизнь в борьбе за олимпийские идеалы. Мой «Набат» станет гимном всем спортсменам.
Я очень боялась показывать Жене и Оксане музыку. Я вообще боялась ее кому-то показывать. Сперва я прослушала все диски, которые вышли у этого композитора, его музыка меня потрясла. Но выбранное мною произведение все равно оставалось вне конкуренции. Я поехала к своему музыкальному редактору, Геннадию Папину, он сидел за компьютером, не разгибаясь двое суток, для того чтобы скомпоновать мелодию для произвольного танца. Я боялась, что в первозданном виде они ее не поймут и не примут. Теперь я со спокойной душой отправилась в Германию к Вове, везя, с собой драгоценный груз - готовую музыку. Умиротворенная, я даже начала отдыхать, потому что, если честно, у меня были в запасе и другие варианты на крайний случай.
Из Ганновера по почте я послала в Америку музыку - и затряслась, нервничая, что им не понравится. Первым мне позвонил Женя и сказал, что, конечно, вещь тяжелая и очень серьезная, но для олимпийского сезона это потрясающая идея. Потом и Оксана позвонила, ей тоже музыка понравилась. Я пришла в страшный восторг. В упоении я рассказала, какую задумала идею. Показать в танце весь их долгий спортивный путь, Женины травмы, операции. О том невероятном моральном и физическом прессе, который не только они - все спортсмены несут, на себе столько лет. Оксана, естественно, хотела, чтобы этот гимн стал гимном ей самой. Я объясняла: «Ты выдающаяся спортсменка, и он так или иначе будет и твоим хотя бы потому, что тебе предстоит выступать на третьей Олимпиаде».
Я вернулась из Ганновера обратно, в Москву; Гена Папин вызвал барабанщика, и на семи звуковых дорожках в тон-студии «Мосфильм» мы в течение шести часов записывали барабаны, добавляя в мелодию ритм, усиливая, ее. Вставили в нее биение сердца, против этой идеи Гена вначале возражал, потому что лишние звуки, по его мнению, портили музыкальную структуру. Но мне хотелось, чтобы сердце в мелодии билось с самого начала и только в финале на последних звуках оно остановилось.
И когда я все подготовила и перешла к постановке олимпийского танца, работа, прямо скажу, получилась адская. Оксана, как всегда, устраивала истерики, Женина нога болела, отношения у них портились на глазах. Но зато стали появляться в танце интересные элементы, работали мы вместе, втроем. Мы научились многое понимать с полуслова. Но у нее периодически наступал эмоциональный срыв, она принималась плакать, объясняя, что не чувствует музыку, ей тяжело под эту музыку, музыка давит, она не видит себя в этой музыке большой драматической артисткой, какой является на самом деле. Ах, если бы она пораньше столкнулась с какими-нибудь серьезными вещами, кроме рок-н-ролла, и читала бы побольше книг, то, наверное, ей пришлось бы легче. И не было бы этих «не могу, не могу, не слышу, не чувствую».
В тот период Оксана настаивала, чтобы мы ее называли Паша. Женя долго находился в большом недоумении. Мне же не хотелось ее нервировать, взрослый человек и, ради Бога, пусть она хоть в чем-то чувствует себя уверенно. Если ей нравится жить с именем Паша, то почему бы и нет? Паша так Паша. Я вообще старалась поддерживать Оксану во всех ее начинаниях. Почему-то русские журналисты решили, что Имя Паша возникло от Прасковьи, Оксаниной бабушки. На самом деле взятое ею новое имя от английского слова «пэшн» - сладострастная, чувственная. А как ее еще называть? В те редкие минуты, когда она не плакала, не била Женю, не оскорбляла его, не стучала ему по больным коленям зубцами своих коньков, не унижала его человеческое достоинство, и дотерпела до Олимпиады, на которую ей так хотелось попасть, но на которую мне уже ни за какие коврижки не хотелось с ней отправляться. Но нельзя же бросить начатое дело, хотя так и подмывает сказать: «Я сегодня от вас ухожу». Наверное, не помешало бы такое объявить, но люди уже переехали, живут теперь в Мальборо, рядом со мною. Паша лежит у меня в комнате на диване и зовет меня «мамка». Куда тут денешься? Больной ребенок. «Мамка, мамка!»
Если закончить историю с изменением имени, то на всякий случай я сказала: «Оксана, ты посоветуйся с серьезными людьми, это же непростая история». Она всех измучила звонила и в ИСУ, звонила и в Спорткомитет. Не так это просто - переделать имя, тем более, когда живешь в Америке. Она всех достала, получила тысячу справок, потеряла уйму времени, угрохала на эту ерунду драгоценные тренировочные часы, приходила на занятия чуть живая, потом что занималась бумагами. Но добилась своего. И, надо признать, ей новое имя идет. Хотя бы потому, что все сразу к нему привыкли. И в Интернете есть ее новое имя. Она действительно чувственная, эта Паша-Оксана. Получился вообще-то неглупый трюк, потому что люди говорили о том, что она поменяла имя. А любая реклама - ей на пользу.
Что касается ее надежд на Голливуд, то дай Бог, чтоб они оправдались, хотя, прямо скажем, я их не разделяю. В свое время лишь сказала, что хочу увидеть своими глазами хотя бы первый доллар, который она заработает на съемочной площадке. А что до Жени - то я так за него была рада, что он смог дотерпеть.
Паша очень подозрительна. На самом деле она сама неплохо надувает людей и в основном только этим и занимается. Правильно сделала Наталья Владимировна Линичук, подав после Олимпийских игр на свою бывшую пару в суд. И Паше пришлось заплатить приличную неустойку за то, что она ушла от тренера, по мнению Линичук, нарушив контракт. Я Пашу предупреждала, я ей говорила, что Линичук все делает правильно, это я с ними цацкаюсь.
Когда она умоляла взять их к себе, то сказала: «Мамка, мы будем за все вам платить, как полагается». И я по доброте душевной не подписала с ними никакого соглашения, что с моей стороны оказалось чистой дикостью, и я себя за эту слабость ненавижу. Контракт надо было с ней подписывать тогда, когда она стояла передо мной на коленях и плакала. Вот в те минуты нормальные тренеры выкладывают на стол контракт, по которому она была бы обязана платить за каждый день нашей работы и рассчитаться с тренером по ее окончании. Тренировки отнимают мою жизнь, за них платится моя зарплата, никто другой и ни за что другое денег мне не платит. Я сохраняю чек, по которому от Оксаны-Паши Грищук за олимпийский сезон - за весь сезон! - я получила несколько тысяч долларов. Вряд ли я смогла бы за эту сумму не то что снимать в Мальборо квартиру и прожить в Америке год, а даже записать музыку. За те деньги, что она мне дала, может быть, и согласилась бы носить ей музыку на каток.
Ох, что же она мне устроила с этой музыкой! Две трети программы уже готовы, как вдруг она вновь зарыдала, забилась об ковер в раздевалке и сказала, что катать ее не будет... Я-то видела, как она потрясающе выглядит в те редкие минуты тренировок, которые она все же выкраивала из своей истерии, она же человек талантливый, катальщица замечательная и в этом необычном для нее направлении производила сильное впечатление. Но Паша себя в такой музыке не чувствовала. Она себя видела только в шлягерах. Я поняла, что такую выдающуюся спортсменку мне не заставить кататься под музыку, которую я считала для нее абсолютно победной.
Я оставляю их и Илюшу и лечу в Нью-Йорк делать другую музыку. Если она не слышит музыки, это все-таки большой риск, когда человек не чувствует, что танцует. Хотя уже готова большая часть произвольной программы. И все, что сделано, получается замечательно, она, сама не зная того, прекрасно чувствует мелодию. Она не чувствует другого, что в этой музыке она живет и что в ней раскрывается и ее драматизм,, и многое из того, что я бы хотела в ней увидеть.
В Нью-Йорке я провожу двое суток с Аликом Гольдштейном, тем самым, который когда-то делал аранжировки для программ Пахомовой и Горшкова. Алик - мой товарищ, он меня любит, он бросает свою работу и показывает мне самые разные варианты. И вдруг я слышу «Болеро» великого Равеля, причем в такой обработке, что и на Равеля не похоже. Но музыка феноменальная, вся сделана на гитаре. Я недавно ее показывала мужу, он был в восторге. Без сомнений, когда-нибудь я, этой музыкой воспользуюсь.
Я хватаю ее у Алика, хватаю еще одну - «Караван» Дюка Эллингтона и, возвращаюсь в Мальборо. По дороге размышляю, что любой из вариантов мне придется рассматривать исключительно в контексте, как выиграть у Крыловой с Овсянниковым, за которыми стоит федерация, следовательно, и российский судья. Все очень опасно, все очень сложно. Ходишь, как по минному полю. И надо выбирать, куда шагнуть, чтобы не подорваться.
Приезжаю на каток, а у меня Илюша в тот день, пока я ездила к Гольдштейну, пробивает себе коньком ногу, и ему ставят на палец штифт. Считаю, что я его упустила, раз он катался без меня на тренировке. Я проклинала их, проклинала себя, проклинала тот день, когда я их взяла, проклинала всех и вся. Такой ценой заработанную музыку я отдаю им слушать, они слушают всю ночь, утром приходят ко мне и говорят: «Нет, мы оставляем прежнюю, потому что она у нас как бы уже в сердце». Теперь она говорит, что все поняла, наверное, и Женя ее уговаривал кататься под «Набат» Мура, потому что Платову эта музыка очень нравилась. И то, что уже сделано, ему тоже было по душе. Я про себя чертыхаюсь, потому что из-за этого потеряла Илюшу со сломанным пальцем на ноге, я вообще не имела права отвлекаться от него.
Продолжаем тренировать программу, потому что там очень много новых элементов, не похожих ни на какие прежние. Абсолютно каждый шаг - это шаг наоборот, он весь состоит из нового движения. Теперь мы опаздываем со сроками. Я нервничаю, она нервничает, все время плачет и оскорбляет Женю, устраивает ему бесконечные скандалы. Женька уже белый, с тяжелейшей аритмией, потому что терпеть это можно день, два, но когда тебе постоянно говорят, что ты будешь стоять около Голливуда (она сильно вбила себе в голову Голливуд) и ждать на выходе, когда ее отпустят со съемок, то тут не аритмию, а инфаркт получишь. Но все же как-то работаем, тянем воз дальше. Договорились пригласить англичанина, чемпиона мира по рок-н-роллу на паркете, чтобы с ним ставить этот танец, выбранный как оригинальный на Олимпиаде.
Тяжело работали. Как тяжело - не описать, и не то что описывать, вспоминать не хочется, такая мука наваливалась, такой ужас. Как в страшном сне, снова с побоями, с оскорблениями, с драками, со слезами... Таких, как Паша, у меня за тридцать с лишним лет трудовой деятельности не было никогда. С Голливудом в голове, возможно, даже с какой-то предполагаемой там ролью. Забегая вперед, скажу, что олимпийский сезон для них складывался неудачно. На всех соревнованиях они падали. Или в оригинальном, или в произвольном танце, но обязательно валились, и совсем не потому, что не были готовы, их сталкивал с коньков адский психоз, который она вносила. Женя не мог под него не попасть, катался неточно, у него нарушилась координация. Она меня спрашивала примерно раз по двадцать в день: «Мы выиграем Олимпийские игры?» Я практически ежедневно кровью перед ней расписывалась. Но благодаря ей я поняла, что нельзя так жечь нервы, иначе я закончу свой путь значительно быстрее, чем мне отмерил Господь. В Мальборо напротив катка расположилось кладбище. По всем показателям я должна была там лежать. Если бы она меня тогда похоронила, как бы она меня любила! Она бы ко мне приходила, плакала, рассказывала бы над моей могилой всякие истории. Но в связи с тем, что ей не удалось меня похоронить, большой любви не получилось. А ее взаимоотношения с другими людьми меня не касаются, она взрослый человек, это, как говорится, факт ее биографии.
Я боялась, что они себя не преодолеют. И функционально программа очень сложная. Если любая пара себе не отказывает в двух минутах медленной части и таким образом отдыхает, восстанавливает дыхание, то у Платова с Грищук не получалось и секунды передышки. От начала и до конца программа, как рулетка, раскручивается все быстрее и быстрее. И конечно, для уже не совсем молодых спортсменов, какими они были, это в некотором роде авантюра, но все-таки мы на нее замахнулись. Шьются костюмы, получаются неудачно, а она не дает ничего переделывать. Все хочет контролировать сама, но не знает, как это делать. Собираемся в Париж на турнир серии Гран-при. У Жени начинается тяжелая аритмия. Советуюсь с врачами, мне говорят: «Ты сошла с ума», но мы все-таки едем на соревнования, они не имели права пропускать этап серии. Впервые демонстрируем программу на тренировке. На Оксане лопается костюм и спадают брюки. Без штанов еще никто не показывался в произвольном танце, они пугаются и падают. Соревнования выигрывают, но впечатления никакого. Кюнц высказывает, а ИСУ поддерживает его возмущение по поводу их костюмов и по поводу нарушений, которые есть в программе. Я, кстати, ему очень благодарна за указку, мы быстро все нарушения устранили.
Переезжаем в Москву, готовимся теперь к турниру в Японии. В Японии они выступают немного лучше, но там в оригинальном танце падает Женя. Я перед этим улетаю в Москву, шью без них, без примерки, костюмы, которые сделала Нателла Абдулаева, сделала такие, какие я и хотела. На все про все уходит неделя. Как подарок, привожу им костюмы в Германию на очередной старт Гран-при. Там Женя цепляется за ее конек. Она кричит, что виноват он, но виноваты оба, потому что она невольно подшибает его из-за того, что неконцентрированно исполняет элемент. Правда, рок-н-ролл у них такой, что на каждую минуту - 250 движений. Настоящий рок-н-ролл.
Перед соревнованиями зову их к себе в номер, вывешиваю костюмы. Они входят и обмирают, костюмы им как раз, буквально по каждой косточке, они им нравятся, сразу хорошее настроение - и тут же падают в оригинальном. Но в произвольном танце выглядят хорошо. Ясно, что они никак не могут войти в форму. У них и прежде, я интересовалась, с пиком формы существовали проблемы, поэтому они выступали только на чемпионате мира, пропуская все остальные соревнования. А плохо они входят в форму потому, что тренируются тяжело. Нельзя же без конца то хандрить, то скандалить. Обычно они успевали вкататься в программу только к марту. Так происходило много раз в их жизни, но со мной это не пройдет. Мы сезон начали вовремя.
К нам приезжали в Америку посланцы родной федерации, просматривать программы еще до первого старта. Посланцы - это президент федерации Писеев, его жена, она же судья, с ними Кабанов. Смотрели напряженно, программа эмоциональная и сложная. Не похожая ни на одну из тех, что были доселе. «Вы не боитесь такой трудной темы, могут ведь сказать - это не танцевальная программа?» Я возражаю, сказать и так могут все, что угодно. Понимаю, что мне с ними придется на Играх нелегко, они же задумали поменять чемпионов. Так оно и получилось, русский судья показал на Олимпийских играх оценку первой пары на оригинальном танце ниже, чем второй, притом, что в нем не было ни одной помарки. Тем самым давали понять остальным арбитрам, кто ценнее для страны. Забавно, но в Нагано впервые в сезоне они чисто прокатали оригинальный танец. До этого побеждали с падениями, а тут первый раз ни одной ошибки, а судьи разделились четыре к пяти.
Программу я показала, как всегда, Лоуренсу Деми, хотела узнать его мнение. Подобной похвалы я за всю свою жизнь не услышала. Он сказал следующее: «Не меняйте ни одного шага, ни одного жеста, весь танец - как одно слово». Лоуренс говорит, что ничего похожего он в своей жизни не видел, он не понимает, как они вообще держатся на льду, а не падают с каждого движения. То, что они вытворяют, сделать коньком невозможно. Все действительно на грани, спасает их высочайшее мастерство. Но она по-прежнему бьется в падучей.
Мы все равно что-то переделываем, что-то добавляем, что-то снимаем. Короче говоря, готовимся к Олимпийским играм. Илюшу выпроваживаем в Нагано, я остаюсь с ними, вылетаю через два дня. Ему раньше надо акклиматизироваться, им выступать позже. Наконец доехали до Олимпийских игр. Тренировки они проводят блестяще, ни у кого нет вопросов. И вдруг в первом же обязательном танце она начинает нервничать, и поворот, который она делает с закрытыми глазами - она вообще мастерица в поворотах, - срывает. В первом же обязательном танце! Но Грищук и Платов все равно остаются первыми, несмотря на ухищрения нашего судьи, потому что вторая пара - Крылова и Овсянников - тоже срывает поворот. Но теперь всей бригаде арбитров ясно, что можно менять русских местами, раз их же судья готов подобное сделать. Это сильный удар. Но он не достигает цели, нужного количества голосов собрать не удается.
Никто не обсуждает в одиночном катании, сколько, предположим, у Кулика было первых мест, когда он выиграл короткую программу, а сколько у Стойко? Но в танцах такие вопросы муссируются, травля продолжается. Я говорю своим олимпийцам: «У вас никакого выхода, вы должны показать всем, кто вы есть. В противном случае вас завтра будут убирать».
Стартовый номер у них перед второй парой. Они вышли на лед. Перед стартом Чайковская сидела с Пашей, я - с Женей. Он все время говорил: «Готов, готов, готов», накачивал себя. Мне стало страшно, он перевозбудил себя перед стартом, начал молиться. Я стою у борта и вижу, что у него дыхание уже остановилось, так он себя перекачал. Как-то надо его привести в чувство... У меня в руках бутылка минеральной воды. И я со всего маха обливаю его этой водой за пятнадцать секунд до старта. Он в ужасе: «Ой, я рубашку гладил весь день!» Стоит абсолютно мокрый. Она сразу плакать. Я ее дергаю, кричу: «Он готов, катайтесь, катайтесь».
С первого такта музыки я поняла - они победят. Хотя у меня потом все руки посинели, так странно выразилось мое напряжение. Я никогда столько не плакала после выступления своих учеников. Как стояла с Чайковской рядом, так прямо на нее и повалилась. Плакала, оттого, что они смогли, оттого, что я смогла.
Они показали фантастическое катание. Выразили и сказали все, что слышали в этой музыке. Но главное - они выжили и я выжила. От этого и плакала. Никто, кроме меня, не знал, как тяжело мне досталась их золотая медаль, как до боли жутко было каждый день настраиваться на их тренировки. Как надо было прощать, молчать, любить. Как приходилось их ободрять, как приходилось быть им опорой. Тысячу раз за год она спрашивала меня: «Мы выиграем Олимпийские или нет?» Они их выиграли. И от этого я плакала.
После того как они стали чемпионами, скажу честно, больше ее судьба меня не интересовала. Мне хватало удовлетворения от того, что я выполнила свои обязательства. И когда я вышла из ледового дворца после их победы, я ощущала себя совершенно пустой, сил не осталось. Илюша выиграл, они выиграли, я была счастлива, у меня две золотые медали. Счастлива, но без всяких сил радоваться счастью.
Паша сразу, еще в Нагано, начала поднимать ставки. Похоже, что она думала, сейчас к ней выстроится очередь и все ее будут приглашать в знаменитые шоу, может, даже подерутся из-за нее. Но танцы - такой вид фигурного катания, на который очереди не выстраиваются. Нигде, ни в Америке, ни в Канаде. Это не парное катание, тем более не одиночное. А у нее, бедняжки, головку занесло, как у человека, в общем-то, недалекого, изощренного лишь в хитрости. После Олимпийских игр она отказалась ехать в тур, где платят большие деньги, но главное - чемпионы обязаны в нем участвовать. Потом сказала, что поедет, только деньги ей нужно выдать заранее и в конверте. Я что-то не слышала о том, чтобы сто тысяч долларов в конверте выдавались, во всяком случае, официально. Но я также не знаю и случая, чтобы в туре обманывали. Серьезные люди их проводят, весь мир в этом участвует. Она так достала организаторов, что они ей четыре раза меняли билеты. Ей хотелось привлечь к себе особое внимание. Но, к счастью, я уже к этому сумасшествию не имела отношения. В туре они катали мою программу. Заплатить за эти показательные выступления она мне не соизволила. Видимо, искренне считала, что работа с нею и есть высшее наслаждение, которое излишне обременять финансовыми вопросами.
Однажды Женя пришёл ко мне и заявил, что не может с ней больше кататься. Я только и сказала: «Женя, ты должен хорошенько подумать, потому что рискуешь славой. Вряд ли у тебя легко сложится жизнь с новой партнершей. Не хочу взять на себя ответственность что-то тебе советовать. Но хочу предупредить, тебе придется нелегко, тебя могут не брать в знаменитые ледовые шоу. А это означает, что ты не сможешь зарабатывать приличные деньги». Он ответил: «За эти незаработанные деньги я хочу купить себе свободу. Я или сейчас выпрыгну прямо от вас, вот с этого окна, или вы мне пообещаете, что будете помогать с той партнершей, которую я себе выберу». И пошел, правда, не к окну, а к двери. Вслед ему я сказала, что буду помогать, но пусть он еще немного подумает. Он звонил мне из разных городов в течение всего тура, и я снова и снова просила: «Подумай, подумай еще раз, подумай». Конечно, я понимала его, он не мог больше терпеть унижения. Ни один нормальный человек не мог бы больше терпеть такого.
В один прекрасный день Женя позвонил мне и сказал: «Татьяна Анатольевна, я начинаю кататься с Майей Усовой. У нас с Оксаной завтра последнее выступление в туре. Вы будете мне помогать?» - Я ответила «да».
Майя Усова и Женя Платов - это уже другая история. Начали они с полного нуля; потому что Майя не тренировалась четыре года. Они с бывшим мужем и партнером Жулиным решили не тренироваться, а только выступать. Здесь действует совершенно другой функциональный уровень. С Женей ей полагалось, засучив рукава, кататься по шесть часов в день. Они прошли этот нелегкий путь и выиграли чемпионат мира среди профессионалов. Потом выиграли все профессиональные соревнования в сезон 1999 года, тем самым подтвердив свое право на место в элите. А альтернативная, как я понимаю, пара Грищук и Жулин перестала существовать после двух выступлений.
Я не знаю, как дальше сложилась судьба Паши, но мне кажется, что если б ее действительно заняли в Голливуде, она бы не звонила Жене, не оставляла бы ему на автоответчике предложения кататься снова вместе, не искала бы себе кого-то другого вместо него, одним словом, не металась бы. Ведь Голливуд - это профессия, а профессию не дарят, ее не покупают, ее добиваются годами. Когда она мне все время талдычила про Голливуд, я поверила, что ее пригласили туда, что она будет там сниматься. Я долго находилась в этом приятном заблуждении, потому что она без конца куда-то звонила, без конца готовилась к съемкам. Но пока снялся только Кулик. Про Пашу мне ничего не известно.
А Илюша сыграл в голливудском фильме балетного танцовщика, фильм вышел, и мне сказали, что Илюша в нем хорош, да и кино приличное. А про Пашу я знаю только по ее интервью в русских газетах в Америке, где она поливает грязью нас с Женей. По-моему, у нее совсем стало плохо с головой, судя по тому, что она несет. Самое смешное из ее откровений - будто я у нее отняла все, заработанное ею с таким трудом. Как будто можно где-то получить за нее деньги, не расписавшись? Впрочем, это из той же оперы, что и конверт со ста тысячами. Давно не живя в России, она своим менталитетом легко бы вписалась в российскую лихую жизнь. А может, все дело в том, что раньше, до ее высказываний, звонила мне ее мама, звонила ее тетя, и не один раз звонили, и не один раз просили, даже она соизволила со мной побеседовать, и все по одному вопросу: как вернуть Женю? Но Женя не вещь, я не могу его ей вернуть. Я не его мама, я специалист, который ему и сегодня помогает в работе. И буду помогать, буду ставить ему с Майей номера.
У Жени сложилась нелегкая личная судьба, но от этого я его еще больше люблю, и дело не только в том, что он выдающийся спортсмен и двукратный олимпийский чемпион. Пусть он себе и дальше катается вместе со своей замечательной партнершей Майей Усовой. Я раньше ее не знала, а сейчас считаю удачей то, что она мне повстречалась: работать с ней, общаться с ней - огромное удовольствие. Майя не только стопроцентный профессионал, но и хороший, добрый человек.
ПРОЩАЙ ТАРАСОВ http://www.tarasova.ru/ Чем дольше папы нет, тем больше мне его не хватает. Такого сильного, такого могущественного, такого правильного. Настоящий самородок, он так тяжело погибал, так за эту жизнь боролся, так её любил.
Я вслед за своим ледовым театром улетела на гастроли в Англию. С дороги, из Лондона, позвонила маме, и вдруг я в трубке слышу, что Галя, моя старшая сестра, плачет, в этот день я узнала, что папе плохо. Уезжая, я договорилась с известным профессором-урологом из 67-й больницы, чтобы он посмотрел папу. Профессор наблюдал отца последние два года, я не могу вспомнить его фамилию, да и не хочу её вспоминать. Потому что этот профессор занёс папе смертельную инфекцию. У папы уже чемодан был сложен, он на чемпионат мира собирался, но я решила, чтобы ему было полегче, пусть профессор какие-нибудь лекарства даст, что-то пропишет. Не смотрят у нас стариков так как полагается, невнимательны к ним…
Я уехала утром, а днём мама и Галя ходили в больницу. Я нашла их, как только от врача приехали. Папа ещё перед моим отъездом говорил: «Дочка, я никогда больше к нему не пойду, он так со мной зверски обращался, и ты деньги больше на лекарства не трать, он лекарства прописал все валютные, не надо тебе их покупать». Я отвечаю: «Папа, для чего же мы работаем? Чтобы на лекарства жалеть». На следующее утро у папы температура сорок. Мама этого профессора вызвала, он пришёл, посмотрел папу, сообщил, что рассчитывать надо только на Бога. И ничего больше не сказал, не сказал даже, что папу надо срочно госпитализировать. Отвезли бы папу сразу в госпиталь, его ещё можно было спасти. Утром мама к нему подходит, а у него на фоне этой огромной температуры случился микроинсульт, он уже не говорил, только показывал. «Мы бы его из инсульта вывели», - говорили мне потом врачи в Первом меде. Мама меня попросила: «решай сама, в какую больницу отца положить». Я тут же снова на самолёт, обратно в Москву. Лететь, чтобы решать – куда? Я верила врачам первого мединститута, я всегда там лечилась у Абрама Львовича Сыркина. Когда у меня случился микроинфаркт после Олимпийских игр в Калгари, он меня спасал. Сыркину я верила абсолютно. В Первом меде хорошая реанимация, правда, все лекарства надо было приносить самим. Папа находился в этой клинике шестьдесят три дня, ему становилось то лучше, то хуже. Мой муж Володя в Германии покупал какое-то редкое лекарство. Сперва нам его дал Сережа Миронов, врач президента. Две упаковки. Отцу этот препарат вводился каждый день, 26 уколов – и ему стало лучше. Он даже мне ручкой махал. Потом ему сделали и урологическую операцию, потому что отказывали все системы, он жил на аппарате, и аппарат так и не удалось больше снять. Папа уже не мог сам дышать. Он боролся, но всё реже приходил в себя. Тогда в мае закончился чемпионат, на который он собирался, а так и не попал. Я около его койки говорю: «Папа, милый, если б ты знал, что сегодня твой любимый отечественный хоккей проиграл». Рядом стояли врачи, и вдруг у него первый за много дней осознанный взгляд, он глазами мне показывает что-то, и все аппараты заработали, сердце застучало, он пришёл в себя и с этой минуты стал себя как бы ощущать.
Он очень хотел выкарабкаться, но когда я первый раз приехала в больницу, долго на меня смотрел, а говорить не мог. Он смотрел на меня, и я понимала, что теперь вся ответственность за семью ложится на меня, что он мне верит, он знает: если я приехала, всё будет нормально, иначе я сейчас же всё переверну вверх дном. Он хотел жить, но потом в какой-то момент понял, что нет больше сил бороться. К нему пришла мама, а он вырвал все провода и показал, что не надо больше его мучить. Он продолжал находиться в реанимации, и состояние не ухудшалось и не улучшалось. На мой взгляд, папа прожил очень счастливую жизнь и очень несчастную. Счастливую потому, что он успешно занимался любимым делом, несчастную – он был недооценен. Всегда же хочется признания при жизни. Папа был великий человек, его ребята добились признания в НХЛ. Это всё ещё его генерация играет, он их, пусть не впрямую, но воспитал. Он 24 часа в сутки работал, он со своей «Золотой шайбой» всю страну закрутил. С этими мальчишками ездил полуживой, хромой, на костылях, но ездил. Вставал на коньки, опускался на колени, но тренировал их, показывал своим примером, как нужно преодолевать боль. Он отправлялся в поездки в настоящей бурке (потому что дети играют на открытых площадках, а сидеть надо у бортика), и всюду его сопровождала старшая дочь. Галя ушла ради папы с работы. Она больше тридцати лет преподавала в школе русский язык и литературу и оставила своих ребят, для того чтобы отцу продлить жизнь, чтобы он занимался хоккеем. Один он ездить уже не мог.
Галя необыкновенный человек, доброты сказочной, жившая с двумя нашими бабушками до самой их смерти, одна выхаживающая папу, потому что нашей маме 80 лет. Ухаживать за отцом очень тяжело, он хотел всё время вырваться из-под опеки. Он не хотел забыть, что был сильным и здоровым человеком. Он мог хорошо выпить, он мог развеселить компанию. Папа любил наши домашние банкеты, любил моих друзей. И все они к нему, конечно, с преклонением относились. И когда стал немощным, он хотел, пусть иногда, но жить на полную катушку, копил силы целую неделю. Лежал, берёгся и все-таки, раз или два в неделю вырывался. За ним заезжали его мальчишки, он отправлялся с ними на хоккей, вырывался в баню, вырывался на все мероприятия и дни рождения. Врачи говорили: «Этого нельзя делать». «Нельзя, Толя», - просила мама, она хотела, чтобы он худел, соблюдал режим. А папа хотел жить как раньше, когда были силы, во весь опор. Он же не доработал в большом хоккее. Он не мог в 56 лет уйти столь бесславно при огромной народной любви? Такие люди, как отец, рождаются раз в сто лет. Любящие работать, понимающие свою профессию и знающие её больше, чем тысячи вместе взятых. И те мерзавцы, которые избавлялись от него, до сих пор выступают в каких-то передачах и в них говорят, что Тарасов был жесток, а они чуть ли не сами учились хоккею. Да они счастливы должны быть, что его застали, что он к ним прикоснулся. Отец всегда имел лучших спортсменов, но не только потому, что тренировал ЦСКА и ребят забирали в армию. Он не пользовался готовым, он мальчишек находил. Он ездил по Сибири, он летал в Тюмень, он готов был ради талантливого парня ехать куда угодно. Любого кандидата он сначала сам смотрел. Но надо иметь такие глаза, такой опыт, такую мудрость и такой тренерский талант, чтобы увидеть в парне будущее, и только потом уже его призвать, позвать в ЦСКА и кормить, и холить и лелеять, и заставлять, и тренировать, и учить, и лишать, и давать. И всё это он делал, потому что так было нужно для хоккея… Вот что я видела, вот что я чувствую. Женя Мишаков, преданный отцу человек, скорбит, плачет по нему, он всё помнит. И много их, которые помнят. С Юрзиновым на Олимпийских играх встретилась, он говорит: «Ты знаешь, Татьяна, чем дольше Анатолия Владимировича нет, тем он мне необходимей, тем я больше понимаю, что это был за человек рядом с нами».
Отец закладывал национальный хоккей, его традиции. Могущество Тарасова заключалось в том, что он придумывал, придумывал, придумывал. Отбывающие в НХЛ ребята, тот же Слава Фетисов, - все они приезжали к нам на дачу для того, чтобы получить от отца рекомендации, потому что у него лежат тысячи им исписанных листов – они сейчас никому не нужны. Ведь можно что-то выписать, ведь это картотека физических упражнений… но никто даже не просит. Отец не доработал, а мог бы ещё лет десять тренировать ЦСКА, если бы его так не унижали. Но он гордый и переносил такое отношение с трудом, и во мне это есть, я никогда не буду ни перед кем унижаться, потому что никто кроме меня не знает лучше моей профессии. Он никогда не просил, никогда не ходил по кабинетам. Его слово в хоккее – закон. Поэтому начальники ненавидели его и ненавидят до сих пор, даже мёртвого. Он был сильнее их, умнее и абсолютно честным человеком. Когда папа умер, на его счету осталось три тысячи долларов, из которых две мы с Володей ему подарили. Это всё, что он заработал за свою жизнь. Великий тренер. Двенадцать лет его не показывали по телевидению, четырнадцать лет он не печатался. Скрывали его, говорили, что болеет. Он не мог приехать в Канаду в день награждения, когда его бюст открывали в Музее хоккейной славы. И он предан был этому режиму, этому отечеству. Только тогда, когда он ушёл из большого спорта, Галя стала подсовывать ему запрещённые книги. Он стал их читать и не мог – ему делалось дурно. О сталинских репрессиях папа не хотел даже слышать. Он пил, он кричал на нас: «Антисоветчицы». Но как человек мудрый, окружённый своими талантливыми друзьями и нашими друзьями, то есть уже другим поколением, он стал понимать, что происходит, стал впитывать. Он всегда много читал. Его любимый писатель – Чехов. Кажется странным, что у такого человека, как мой отец, любимый писатель – Чехов. Неожиданные вещи в нём сочетались, но при этом человеком он был удивительно цельным. И хотя со временем он уже не кричал на нас «Антисоветчицы!» - но всегда хотел работать только здесь, только на Родине. Я его лечила на свои гонорары, немножко помогал Спорткомитет, Валентин Лукич Сыч, царствие ему небесное, но всё, что я заработала за последние годы, всё ушло на лечение, на похороны.
Этот день, этот ужас, когда умер папа, а в ЦСКА – тихо. Бывший старший тренер сборной, которого в армейский клуб вообще-то папа рекомендовал, дошёл до такого… Я понимаю – это не выдающийся человек, хотя и хороший тренер, я видела его много раз на олимпиадах. Не папиного масштаба, но хороший профессионал и не более того. Не глыба, не явление, не открытие, таких тренеров у нас много в разных видах спорта. А уж в мире и вообще считать не буду… В тот день Таня Боброва, вдова Всеволода Боброва, работающая во дворце ЦСКА, мне звонит, и я ей говорю: «С отцом прощаться будем на льду, прямо там, где он полжизни проработал». Лена мне отвечает: «Таня, приходил Тихонов, это же теперь его Дворец (он как-то сумел сделать для себя аренду на полвека), и сказал, что Тарасов здесь лежать не будет». Я понеслась в ЦСКА, и это просто моё и его счастье, что мы не встретились, поэтому он сейчас живой. Это счастье, что я его не нашла, потому что я бы села в тюрьму, а его… просто не знаю, что бы я с ним сделала. Такая мерзость, мелочность и гадость. Он для меня с того дня не существует.
Но я настояла – прощаться с отцом всё-таки в ЦСКА. Что же у нас за народ? Как же страшно любого человека здесь хоронить – знаменитого, незнаменитого. Я заказала цветы и, хотя после нервотрёпки в ЦСКА (о ней дальше) я находилась в невменяемом состоянии, пришла в морг, папу забирать. Собралась вся больница, все, кто его лечил. Эти девчонки, которые его крутили и переворачивали каждый день и не допускали воспаления лёгких у тяжелейшего больного. Врачи Карпов и Сыркин, чудный доктор Майя Борисовна Печерская – все пришли. Он был их больной, он был их человек. Но все цветы – от мамы, от меня, от Гали – в этот день были украдены людьми, которые там, в морге, работают. Я даже не буду описывать, что я с ними сделала. Остался только венок из двенадцати или пятнадцати гвоздик, и я его одела работнику морга на голову. Он кричал, чтобы я его больше не трогала, что через пять минут всё будет готово. Все цветы украдены, все… вот нравственное состояние страны, в которой мы живём. Это страшно. Мы так её любим, мы так хотим жить дома, мы так хотим дома работать, но страшно.
Прилетел из Германии Володя. Он всё время не отходил от нашей мамы, потому что маме с Вовой было легче. Я заказала ресторан, заведовала всем этим церемониалом. А вечером накануне похорон я что-то заволновалась: отправил ли ЦСКА солдат, которые должны сделать на льду настил? Мы нарисовали, как всё должно выглядеть, где должен народ сидеть, где гроб с папой находиться. Но я что-то заволновалась, правда, сперва поехала проверить кладбище. Надо сказать, что Лужков подписал нам бумаги в одну минуту, спросил только Новодевичье, или Ваганьковское. Мы попросили Ваганьковское. И перед визитом в ЦСКА я поехала на кладбище, шёл десятый час вечера, июнь, светло. Я убедилась: могила вырыта. Но никто меня не видел, как я вошла и вышла. С Ваганьковского мы поехали в ЦСКА – посмотреть, что там происходит. А там не сделано вообще ничего. Я бы приехала к девяти часам утра из больницы вместе с папой – и?.. В итоге: Лена Боброва, я и Галя таскали сами эти тяжёлые настилы, таскали ковры, потом пришли двое ребят, которые охраняют Дворец. Они стали нам помогать, где-то к часу ночи мы всё закончили, подготовили зал, всё в коврах, всё как положено, куда ставить, где стоять. ЦСКА, таким образом, кроме как дал зал, ни в чём больше не участвовал. Правильно Юра Рост написал: «Когда вынесли из ЦСКА Тарасова, там никого больше не осталось». Собрались папины друзья, и получилось много народу. Прилетел откуда-то Саша Гомельский, пришло много артистов: и Иосиф Кобзон и Гена Хазанов. Папу любили, он миллионам людей улучшал жизнь, потому что хоккей – это национальное увлечение, он своим трудом, своими фантазиями, своей любовью поддерживал в народе то славное, что делает народ людьми. Жалко его, не доделал, не доделал. Семьдесят шесть. Если б он работал и жил в цивилизованной стране, а не в той, в которой цветы воруют из гроба, он бы жил до ста, у него здоровье было огромное, просто после операции на бедре он с трудом ходил. И если бы ему не занёс известный врач смертельную инфекцию, папа к этому дню приехал бы с чемпионата мира. Он писал книгу и не успел её дописать. Он мог, если бы они его привлекли, тренировать, консультировать, ходить три-пять раз в неделю по два часа консультировать выдающихся хоккеистов и тренеров, которые, кстати сказать, многому могли бы у него научиться…
И вдруг я почувствовала, что-то неладное. Нервы у меня были совсем оголённые, потому я почувствовала то, на что раньше, наверное, не отреагировала, какое-то лёгкое замешательство среди людей. Вот пришли мои ученики, за что им спасибо большое. Они любили папу. Все, все, кто был в Москве, все стояли рядом: и Наташа Бестемьянова, и Андрей Букин, и Игорь Бобрин, и весь мой театр. Папины ученики пришли. И собрался народ, который просто любил хоккей, поэтому любил Тарасова. Но я ощущала какую-то тревогу, потому что после всех речей, после того, как выступили председатель НОК России Смирнов, Гомельский и Сыч, я просто кожей чувствовала, что-то не так. Подходит Лена Боброва: «Таня, такое дело, не знаю, как тебе сказать, сейчас звонили с кладбища, говорят, что если ты не привезёшь пять тысяч или кто-то от тебя их не привезёт, то могилу рыть не будут». А я же ночью видела, что могила уже вырыта. Пяти тысяч у меня с собой нет, деньги почти закончились. Всё что есть, шесть-восемь тысяч, - заплатить за ресторан, за поминки. Тогда я говорю: «Пусть не роют». Она: «Таня, это страшно». Я: «Всё, едем». Я-то знаю, что могила готова, но, кроме меня, никто больше не в курсе, все нервничают. А я решила: если я не увидела поздно вечером, потому что находилась в тяжёлом состоянии, что глубины не хватает, значит, будем рыть сами, у меня здесь мои ученики, они спортсмены, выроем и при папе. Возьмут лопаты и справятся за полчаса. Когда мы приехали на Ваганьковское, всё уже было закончено, могила готова. Что за звонок, кто звонил?
Мне очень папы не хватает. Мы на Ваганьковское всё время ходим, 23 июня, в третью годовщину, будем открывать памятник, автор – Саша Рукавишников. Я очень хотела, чтобы именно Саша памятник делал, мне всегда нравилось его надгробие Высоцкому. Мы бы поставили памятник раньше, но в Федерации хоккея сказали, что сделают сами, ведь памятники очень дорогие, но после смерти Сыча всё заглохло. Только-только я наконец расплатилась, и они мне частично расходы возмещают, дают кое-какие деньги. Но подписали бумаги после моего шантажа. Мы отправлялись на награждение в Кремль, и я у них спросила: «Вы ведь маме обещали – мама проработала почти сорок лет в Спорткомитете, - вы же не мне их даёте. Я зарабатываю очень тяжёлым трудом, и что бы ни случилось, пусть уйдут все мои деньги, но памятник отцу я поставлю». Это нормально, я счастлива от того, что я могла за эти годы заработать так, чтобы не только достойно похоронить отца, но и сделать ему памятник. «Но как будет выглядеть Спорткомитет, на который отец работал, добывая славу советскому хоккею? Как вы смеете противопоставить себя Президенту?» Ельцин прислал маме и семье тёплую телеграмму и сказал, что всё должное надо отдать Тарасову…
И вот, когда мы ехали на награждение после Олимпийских игр, где моих было две золотые медали из девяти завоёванных Россией, я их спросила о памятнике. Они мне: «Ну подпишем, подпишем». Я ответила: «Нет, или вы сейчас подпишите, или я попрошу помощи у Ельцина». – «ты что, с ума сошла? Там вообще об этом нельзя говорить!». – «А я специально для вас спрошу». Я бы, в конце концов эти десять тысяч сама бы заплатила, но совесть же надо людям иметь, я же видела, как они живут на Олимпиаде. 10 тысяч – это четвёртая часть нужной суммы, памятник стоит сорок тысяч долларов. Я привыкла, чтобы люди отвечали за свои слова. Участия Спорткомитета хотела мама, поэтому я у них об этом спросила. И только вот в такой ситуации, когда мы уезжали в Кремль и уже садились на автобус, только в этой ситуации мне сказали: «Ты там вопросов этих не задавай, мы тебя очень просим. Мы тебе обещаем, как только приём у Президента кончится, мы сразу подпишем. Дадим на памятник четвёртую часть». Пусть этот эпизод останется на их совести с их миллионами долларов, лежащими в западных банках.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 8
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума